Озорные рассказы

С этими словами молодой супруг отправился в путь, дабы не утонуть в жалобах, слезах и прочих жидкостях, кои выделяют при прощании молодые жены, а Лавальер проводил его до городских ворот, вернулся в особняк, дождался пробуждения Мари д’Анбо, сообщил ей об отъезде мужа и предложил свои услуги, да с такой любезностью, что любая и даже самая безупречная дама пожелала бы иметь такого рыцаря при себе. Однако ни в уловках, ни в тонкостях нужды не было, потому как Мари подслушала разговор двух друзей и пришла в возмущение великое из-за сомнений своего мужа. Увы и ах! Только Господь совершенен! Во всех помыслах человеческих имеется оборотная сторона, сие есть великая наука жизни, и не каждому дано понять, что у всякой палки есть два конца. Угодить дамам трудно, а причина сей трудности в том, что в каждой даме сидит этакая штучка, которая является большей женщиной, чем они сами, и, кабы не мое к ним почтение, я прибегнул бы к другому слову. И потому нам никогда не следует будить прихоти этой злокозненной штучки. Искусно управлять женщиной — задача, способная свести мужчину с ума, именно это заставляет нас им подчиняться, что, полагаю, является лучшим способом разгадки головоломки брака.

Так вот, Мари д’Анбо восхитилась предложением и приятным обхождением галантного рыцаря, однако в улыбке ее таилась хитринка, то бишь, проще говоря, намерение заставить своего юного телохранителя выбирать между честью и удовольствием и ради этого ему всячески угождать, окружать знаками внимания и лаской, пронзать пылкими взглядами, так что хочешь не хочешь, а придется ему изменить дружбе во имя любви.

Все способствовало исполнению указанного намерения, ибо сир де Лавальер неотлучно находился в ее доме. И поелику в мире нет ничего, что может заставить женщину свернуть с намеченного пути, плутовка подстерегала рыцаря на каждом шагу, дабы уловить в свои тенета.

То она просила его до полуночи сидеть с ней у огня, пела ему песни, при каждом удобном случае являла его взору прекрасные плечи и соблазнительные белоснежные прелести, переполнявшие ее корсаж, наконец, бросала на него тысячу многообещающих взглядов, и все это с самым невинным личиком.

То поутру она прогуливалась с ним по саду, вздыхала, опираясь всем телом на его руку, пожимала ее и просила завязать на своих полусапожках шнурки, которые именно тогда норовили развязаться.

То она обращалась к нему с нежными речами, в коих знают толк все дамы, окружала своего гостя ласковым вниманием и заботами, проверяла, удобно ли ему и хорошо ли застелена его постель, чисто ли убрано в его опочивальне и легко ли в ней дышится, нет ли сквозняков по ночам и не слишком ли печет солнце после полудня, просила не скрывать от нее никаких прихотей и выказывать малейшие пожелания.

— Может, вы привыкли по утрам что-то пить в постели… — вопрошала она гостя, — воду с медом, молоко или что-нибудь еще? Вас кормят в удобное время? Я готова подстроиться под ваши желания, только скажите… не бойтесь, не смущайтесь, говорите прямо!

Все эти мелкие угождения сопровождались тысячью уловок, ну, например, она входила в его комнату и тут же говорила:

— О, я вам мешаю, отошлите меня прочь!.. Ну же, вас ничто не должно стеснять в моем доме… Я ухожу…

И всегда ее вежливо просили остаться.

И всегда эта хитрая лиса приходила легко одетая, показывая себя во всей красе, от которой заржал и забил бы копытом даже такой патриарх, каким, по всей видимости, был Мафусаил в его сто шестьдесят лет.

Верный друг был мягок, точно шелк, он на все смотрел сквозь пальцы и был очень доволен, что она занимается им одним, ибо выигрывал от этого во всех смыслах, однако, как преданный брат по оружию, постоянно напоминал своей хозяйке о ее отсутствующем муже.

Однажды вечером после весьма теплого дня Лавальер, опасаясь очередных происков дамы, заговорил о том, как Малье ее любит, какой он порядочный, честный, верный, и как он души в ней не чает, и как печется о защите своей чести…

— Если он так боится за свою честь, то зачем он приставил ко мне вас? — как бы удивилась Мари д’Анбо.

— По великой своей предусмотрительности, — отвечал рыцарь. — Он обязан был доверить вас защитнику вашей добродетели, но не потому, что сомневался в вас, а потому, что стремился защитить вас от недоброжелателей…

— Так вы мой телохранитель?

— И я горжусь этим!

— Что ж! Он сделал далеко не лучший выбор!

При этих словах она бросила на него столь откровенно сладострастный взгляд, что верный брат по оружию в порядке упрека напустил на себя холодность и оставил прекрасную даму одну, обиженную его отказом завязать любовную баталию.