– Друг мой, – сказал ему добрый анжуец, – когда я прокукарекал во второй раз, он схватил нечто, весьма напоминающее штаны, подштанники и башмаки, мне даже показалось, будто в руках у него был камзол, так что любой другой на моём месте принял бы его за молодого красавца, ибо наружностью и замашками своими он весьма походил на мужчину.
– На нём была сорочка?
– О да, и совершенно белая.
– Это противоречит господину Паскье{161}
, который утверждает, что демоны белого не носят…– Я убедился в его демонической сущности по тому, сколь бесшумно он выпрыгнул из кровати, а потом в окно… это было похоже на полёт.
– А что он делал до того?
– Он наваливался на мою бедную жену, она отбивалась и кричала, и это доказывает его адскую сущность более, чем прочие улики, ибо любовные утехи противны моей половине до глубины души.
– Ты видел рога?
– Нет, я видел инкуба только сзади, и сзади он был точь-в-точь человек, и кожа у него казалась столь же белой, сколь бела оная у моей жены, и я не заметил ни клочка козлиной шерсти, каковая, согласно церковным нашим учителям, является отличительной чертой инкубов…
– Копыто у него было раздвоенным?
– И с когтями, – отвечал Пишар. – Иначе разве мог бы он карабкаться на манер ящериц?
Засим оба пошли будить кюре того прихода, к коему прилежало селение, а в полночь с превеликими предосторожностями явились в дом Пишара с тем, чтобы набросить епитрахиль на шею сего инкуба и позабавить град Анжу его сожжением. Самым храбрым из их троицы был господин Боден, смело заверявший, что встанет у оконного проёма и не позволит инкубу ускользнуть от них этим путём; кюре вместе со своим служкой занял место у двери, а Пишар, опасаясь, как бы инкуб не спрятался в смежной со спальней каморке, весьма ловко самолично туда проскользнул. И все они прямо посередь дьявольского удушения напугали добрую даму Пишар священными заклинаниями, «Vade retro Satanas»[13]
да ещё и зажжёнными свечами в придачу! Заклинатели застигли демона в тот самый миг, когда он развлекался с дамой прекраснейшей игрой с кием и двумя шарами.– Вот видите, кум, – сказал Пишар Бодену, – напишите Паскье, у него белая сорочка…
– Но это же сын господина де Сиврака, – воскликнул объятый великим страхом священник.
– Нет, – вскричала прекрасная дама, пристыженная тем, что все видят её в совершённом соитии с инкубом, – клянусь вам, это демон, хватайте его, господин кюре, освободите меня, не то я погибну…
– Госпожа, – обратился к ней Боден, – послужите науке, опишите, что вы чувствуете?
– Смертельный холод во всех моих членах…
– Сие служит подтверждением одному из положений моей книги относительно семени дьявола, кое подобно льду, и сей факт был засвидетельствован тремя ведьмами, сожжёнными в последнее время в Абвиле, Mo и Лаоне…
Демон, с епитрахилью на шее, кою кропили святой водой священник и его служка, извивался и корчился, точно разрубленная ящерица-медяница, испускал адские вопли, говорил по-гречески и магометански, призывая себе на подмогу Вельзевула, Астарота, Маммону, Баала, Белиала и прочих.
– Кричи, кричи! – повторял добрый Пишар. – Пожар! Горим!
– Бог мой, ну вылитый сын господина де Сиврака, – вздыхал служка.
– Вам надобно, – молвила дама, боявшаяся демонов куда больше, чем мужчин, – срочно отправиться к господину де Сивраку и проверить, там ли его сын, сие послужит ещё одной уликой против этого демона…
Тут инкуб принялся рычать, точно волк, и корчиться в попытках стряхнуть с себя епитрахиль.
– Скорее! – воскликнули два друга, спустились во двор и вскочили на лошадей.