Озорство

— Ребята увидели, что я в затруднении, — вмешался в разговор Шэнкс, — и спросили, не желаю ли я, чтобы они ее прикатили на станцию техобслуживания.

— Дурак чертов, — обругала его жена.

— Маргарет, — оправдывался старик, — я вел себя так, как полагается. Ключ не поворачивался. Поэтому я прикатил ее туда, чтобы ее там осмотрели. Кто эти люди? Уж не говорят ли они, что я угнал чужую машину?

Жена его тяжело вздохнула.

— Что же теперь будет? — спросила она. — Вы арестуете его?

— Арестовать меня? — всполошился Шэнкс. — За что? Что я сделал?

— Давно это у него? — поинтересовался Деллароза.

— Очень давно, — ответила Маргарет и снова вздохнула.

* * *

Нанесенная по трафарету черной краской надпись гласила:

Храмовый ОСП

Это не было названием синагоги.

Аббревиатура ОСП означала «Отдел социального попечения», а слово «Храмовый» происходило от словосочетания Арсенал на Храмовой улице. Вчера вечером Мейер снова посетил Старую Неотложку. На этот раз ему нужно было сличить надпись, нанесенную по трафарету на шерстяное одеяло, в которое была укутана Джейн Доу, когда ее нашли на железнодорожной станции. Эта надпись оказалась идентичной надписи, обнаруженной на уголке одеяла Чарли. Когда Мейер выяснял это, доктор Элман сообщил ему нечто гораздо более важное.

Прошедшей ночью остановилось сердце Джейн Доу, и она умерла. По мнению доктора Элмана, дама страдала мерцательной аритмией. Если для лечения этого заболевания ей было прописано принимать лекарство, например квинидин, три раза в день по 320 миллиграммов, а потом внезапно она была лишена этого лекарства, то смертельный исход был неизбежен. Так считал доктор Элман. Вот почему Мейер пришел сегодня сюда, в приют на Храмовой улице. Так или иначе, он все равно оказался бы здесь. Для него было очень важно выследить тех, кто бросил на произвол судьбы двух стариков, словно ненужный хлам, и он не мог забыть маленькую старушку, утонувшую в ванне и снявшую перед этим свой парик.

Мейер позвонил в приют сразу, как только Элман сообщил ему печальную весть. Ему ответили, что заведующий уехал на весь день и вернется только в субботу после полудня. Умеют же эти начальники выбирать время для своих дел. И Мейеру ничего не оставалось, как идти туда в свой выходной, чтобы встретиться наконец с заведующим, назвавшимся Гарольдом Лафтоном. Тот с ходу сообщил сыщику, что он ушел накануне рано с работы, потому что спешил к зубному врачу. Вырвать больной зуб. Врач предупредил его, что промедление, хотя бы на одни сутки, чревато осложнениями. Операция пройдет тем легче, чем раньше ее сделать.

Вот поэтому он и сказал, чтобы его не ждали на работе раньше полудня следующего дня. И вот он, как привязанный, сидит на рабочем месте, хотя рот причиняет ему страшные страдания. Так что же Мейеру от него надобно?

Мейер предъявил мистеру Лафтону одеяла для опознания.

Мистер Лафтон уверенно опознал их.

— Эти одеяла — собственность моего приюта, — сказал он.

Они разговаривали в кабинете Лафтона, наскоро сооруженном в задней части старого кирпичного здания на Храмовой улице. Вся обстановка кабинета состояла из деревянного письменного стола, деревянной вешалки и двух деревянных стульев. Одна стена кабинета представляла собой сплошное стеклянное окно, начинавшееся примерно на уровне пояса и выходившее в гимнастический зал. Теперь там, между двумя кирпичными стенами, стояли рядами, голова к ногам, сотни коек. В ногах коек лежали шерстяные одеяла цвета хаки, точь-в-точь такие, какие Мейер положил на стол Лафтона.

— Как они к вам попали? — спросил Лафтон.

Мейер рассказал ему, где он взял эти одеяла.

— Вы сказали, что в одно из них была укутана женщина? Эта дама не из моих подопечных, — заявил Лафтон. — В моем приюте живут только мужчины. Здесь 920 кроватей. И все они для мужчин.

С 920 одеялами на них, подумал Мейер.

— Я заведую одним из лучших приютов в городе, — хвалился Лафтон. — В других приютах ночью по полу бегают крысы, будят людей, кусают их. Ничего подобного здесь нет. Я заведую хорошим приютом.

— Охотно верю, что это так, — отозвался Мейер.

— В других приютах людей избивают по ночам. Шлангами, палками и еще бог знает чем. В моем приюте этого и в помине нет. Я держу надзирателей, которые следят, чтобы у нас с подопечными ничего плохого не случалось. В штате есть высококвалифицированный психиатр. Мои помощники-общественники — одни из лучших в городе. Каждый подопечный получает трехразовое горячее питание и койку, но это далеко не все. О нем здесь сердечно заботятся. Я очень горжусь своим приютом.

— И вы понятия не имеете, как эти одеяла попали к двум старикам? — спросил Мейер.