Оззи. Автобиография без цензуры

О чем Тельма совсем забыла, так это о том, что неделю назад местный дилер подогнал мне крепкого гаша. Он был какой-то черствый, так что курить его было нереально, но своих качеств он не утратил. Чтобы не разбрасываться добром, я перемешал гаш в миске со смесью для выпечки кексов и запек в духовке. Беда в том, что кусок гаша был просто огромный, а смеси для выпечки было всего полбанки, поэтому получившийся пирог на 80 % состоял из дури и на 20 % из теста. Меня чуть не вырвало, когда я его попробовал.

«Видишь эту банку? – сказал я Тельме. – Никому ее не давай ни под каким видом».

Наверное, она не услышала.

Всё, о чем Тельма в тот момент думала, это что у нее есть банка с черепом и костями на крышке, в которой какой-то кекс, а ей нужно чем-то попотчевать викария.

Викарий как раз проглотил последний кусочек, когда я вернулся из паба. Увидев викария на диване, а перед ним блюдце и крошки вокруг, я понял, что дело плохо.

– Очень вкусный кекс. Большое спасибо, миссис Осборн, – сказал викарий. – Не могли бы вы дать мне еще кусочек?

– О, конечно! – ответила Тельма.

– Тельма, – говорю я, – у нас больше не осталось кекса.

– Да нет, еще осталось, он на кух…

– У НАС. БОЛЬШЕ. НЕТ. КЕКСА.

– О, я не хочу причинять неудобств, – сказал викарий, поднимаясь. Потом он вытер бровь носовым платком. А потом его лицо приобрело странный оттенок.

Я точно знал, что будет дальше. Видите ли, есть дурь – совсем не то, что ее курить, – она действует сразу на всё тело, а не только на голову. И малюсенького кусочка достаточно, чтобы перебрать.

– О нет, – сказал викарий. – Кажется, я чувствую себя немного…

БУМ!

– Черт! Викарий упал! – закричал я и бросился смотреть, дышит ли он. Затем повернулся к Тельме.

– Твою мать, чем ты думала? – орал я. – Он же умрет! Я говорил тебе не трогать этот кекс. Викарий только что съел порцию гашиша, которой можно вырубить гребаного слона!

– Откуда мне было знать, что с этим кексом что-то не так?

– Я же тебе говорил!

– Нет, не говорил.

– Он в банке, на которой череп и кости!

– Так что же нам делать? – спросила Тельма, побледнев.

– Нам придется унести тело, другого выхода нет, – сказал я. – Бери за ноги.

– И куда мы его понесем?

– Туда, где он живет.

Мы оттащили викария к его машине, положили на заднее сиденье, нашли в бардачке адрес, и я отвез его домой. Викарий был в отключке. Часть меня искренне считала, что он не жилец, но я почти весь день пил, поэтому не уверен, что я вообще тогда что-то думал. Всё, что я знал, – что для человека церкви, как и для любого другого, такая порция крепкого гаша могла оказаться смертельной. Но я убеждал себя, что викарий просто проснется в ужасном похмелье, и всё будет о’кей.

Когда я добрался до его дома, то вынес служителя церкви из машины и усадил на ступеньки у входной двери. Если бы я был умнее, то вытер бы отпечатки пальцев, но я так ужасно себя чувствовал из-за того, что произошло, и так отчаянно хотел верить, что с викарием всё будет в порядке, что, признаться честно, мне это даже в голову не пришло.

Всю ночь я не спал и ждал, когда услышу вой сирен. Было очевидно, что я буду первым, к кому постучат в дверь среди ночи, когда осмотрят тело викария. Кто еще в приходе мог угостить гостя смертельным кексом с гашишем? Но в ту ночь не было никаких сирен. И на следующий день тоже.

Проходили дни. И ничего.

Я сходил с ума от чувства вины. Как и Тельма.

Но я и близко не хотел подходить к дому викария – это могло выглядеть подозрительно, – так что каждый раз, когда ходил в «Hand & Cleaver», то старался всё незаметно разведать. «Никто не видел викария? – спрашивал я как бы мимоходом. – Хороший парень, да? Интересно, о чем он будет проповедовать в это воскресенье». Потом кто-то сказал, что викарий, наверное, заболел, потому что его не видели уже несколько дней, да и в церкви он не был.

Значит, все-таки убил. Я задумался, не сделать ли мне признание. «Это был несчастный случай, ваша честь, – представлял я свое обращение к судье. – Ужасное, трагическое стечение обстоятельств». С такими мыслями я жил примерно неделю.

Потом в один прекрасный день я захожу в паб, а там у бара сидит викарий в своей сутане и потягивает клюквенный сок. Я чуть было не обнял его и не расцеловал.

– О, э… Здрасьте, викарий, – выдавил я, вне себя от радости и облегчения.

– А, мистер Осборн, – ответил он и пожал мне руку. – Знаете, что забавно? Я не могу вспомнить, как вернулся от вас домой несколько дней назад. А на следующее утро заболел ужасным-преужасным гриппом.

– Мне очень жаль, викарий.

– Да, да, очень уж он неприятный, этот грипп.

– Не сомневаюсь.

– У меня еще никогда не было такого гриппа.

– Я так рад, что вы чувствуете себя луч…

– У меня три дня были галлюцинации, понимаете? Очень-очень любопытно. Я был уверен, что у меня на газоне перед домом приземлились марсиане и пытаются организовать лотерею.

– Это ужасно, викарий. Надеюсь, ваше самочувствие улучшилось.

– О, намного, спасибо. Хотя я, должно быть, килограммов двадцать набрал за эту неделю, так был голоден.