П. А. Столыпин

Предстояло медленное физическое угасание, потеря сил и способности работать, а весьма возможно – и утрата власти и горечь падения. Соперники – и какие соперники! – начинали уже подымать головы из разных углов. Предстояло увидеть, как другой человек сядет на место, которое он привык считать своим, и другая рука, быть может рука ничтожного человека, одним презрительным движением смахнет все то, что он считал делом своей жизни. Для такого самолюбивого человека, как Столыпин, эта мысль была хуже смерти. И потому смерть принесла ему избавление.

Что касается политики Столыпина, то она не была так определенна и цельна, как принято думать, а тем более говорить. Она проходила много колебаний и принципиальных, и практических и в конце концов разменялась на компромиссах.

В Петербург Столыпин приехал без всякой программы, в настроении, приближавшемся к октябризму. Известен был его отказ, в бытность саратовским губернатором, принять меры к правительственной агитации среди крестьян, избранных от этой губернии в члены Первой Государственной думы, и те несколько таинственные обстоятельства, при которых получило огласку в губернии содержание секретного письма, посланного ему по этому поводу П. Н. Дурново через А. А. Лопухина⁴.

Первое время своего министерства он был очень скромен, почти робок в непривычном ему столичном служебном мире. Став председателем Совета министров, он старался привлечь к себе общественные элементы, на которые привык опираться в Саратове, хотел видеть в должности управляющего делами Совета общественного деятеля Н. Н. Львова. Отказался он от этой мысли, узнав, что должность эта была значительно понижена в ранге и правах по сравнению с соответствующей ей ранее должностью управляющего делами Комитета министров; предлагать Н. Н. Львову положение чисто бюрократическое он не находил возможным. Затем, после неудачных попыток сговориться с другими общественными деятелями и привлечь их в состав кабинета, особенно же после впечатления, произведенного взрывом на даче, Столыпин повернул направо, а затем под влиянием близких к нему людей склонился к национальной политике и держался этого направления до конца.

В области идей Столыпин не был творцом, да и не имел надобности им быть. Вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого. Не приди он к власти, то же самое сделал бы П. Н. Дурново или иной, кто стал бы во главе. Совокупность устроительных мер, которые Столыпин провел осенью 1906 года, в порядке 87 ст<атьи> Основных государственных законов, представляла собою не что иное, как политическую программу князя П. Д. Святополк-Мирского⁵, изложенную во всеподданнейшем докладе от 24 ноября 1904 года, которую у него вырвал из рук граф С. Ю. Витте, осуществивший часть ее в укороченном виде, в форме указов 12 декабря того же года. В частности, предусмотренное программой Святополк-Мирского упразднение общины и обращение крестьян в частных собственников, так называемый впоследствии «закон Столыпина», был получен им в готовом виде из рук В. И. Гурко. Многое другое – законопроект об устройстве старообрядческих общин, об обществах и союзах, проект переустройства губернского и уездного управления и полиции Столыпин нашел на своем письменном столе в день вступления в управление Министерством внутренних дел. Оставалось лишь принять или отвергнуть их. И Столыпин принял и, в большей части, провел.

Сохранил он и основной недостаток полученной в наследство программы устроения России – отсутствие в ней мер к усилению защиты государственного строя от посягательств и потрясений. Он полностью разделил в этом отношении ошибку предшествовавших реформаторов (кн<язя> Мирского и гр<афа> Витте), полагавших центр тяжести в удовлетворении общественного мнения и видевших гарантии порядка не столько в организации и усилении власти, сколько в идеях и поддержке общества. Все попытки, не раз возобновлявшиеся, встать на путь органического переустройства аппарата власти успеха не имели. Он боялся пойти вразрез с настроениями в Думе и оттягивал решение; дело это свелось к разработке проекта переустройства полиции, вытекавшего еще из работ комиссии графа А. П. Игнатьева⁶ (1904–1905 гг.), да и тот осуществления не получил. В результате по уходе Столыпина Россия осталась при той же архаической и бессильной администрации и при том же несовершенстве средств внутренней охраны, как и в момент его появления на государственном поприще. И даже земельная реформа оказалась построенной на песке, так как не было власти, способной охранить новый порядок и дать ему время подняться на степень действительного оплота государственности.