П. А. Столыпин

Знакомые начали подходить к П<етру> А<ркадьевичу>, но министр не был на этот раз словоохотлив, и разговор не завязывался. Вскоре он опять остал ся один со мной. Стрелка показывала далеко за пять, но государь против обыкновения сильно запаздывал, а из Святошина сообщили, что он еще не проехал с маневров. Я стал рассказывать о киевских делах. Министр слушал безучастно. Он оживился только, когда я заговорил о ходе землеустроительных работ по расселению на хутора в Уманском уезде – первом в России по количеству расселенных и по площади, охваченной движением, принявшим в целом округе стихийный характер. После минуты раздумья министр сказал: «Если ничто не помешает, я съезжу после отъезда государя на несколько дней в Корсунь, а оттуда проеду посмотреть уманские хутора, но об этом никому не говорите, пока я не переговорю с начальником края». Когда я заговорил о выборах в земство и о достигнутых результатах, министр стал слушать внимательно. Он называл фамилии некоторых лиц и интересовался их характеристикой, а затем сказал следующее: «Государь очень доволен составом земских гласных. Он надеется, что их воодушевление искренно и прочно. Я рад, что уверенность в необходимости распространения земских учреждений на этот край сообщилась государю. Вы увидите, как край расцветет через десять лет. Земство можно было ввести здесь давно, конечно, с нужными ограничениями для польского землевладения. Я заметил также, что та острота, которой сопровождались прения Государственного совета и Думы по вопросу о национальных куриях, не имеет корней на месте. Поляки везде с большим интересом и вполне лояльно отнеслись к выборам. Я сам в свое время много работал с поляками, знаю, что они прекрасные работники, и потому не сомневаюсь, что земская деятельность послужит к общему сближениию».

С опозданием часа на полтора приехал государь с детьми. П<етр> А<ркадьевич> встретил государя внизу и прошел в ложу рядом с царской. Охранявшая министра охрана, в том числе и агент, стоявший у фотографического аппарата, сошла со своих мест и окружила государя, его семью, министров и свиту. Смотр потешных прошел, и разъезд закончился около 8 часов вполне благополучно.

К 9 часам начался съезд приглашенных в театр. На театральной площади и прилегающих улицах стояли сильные наряды полиции, у наружных дверей – полицейские чиновники, получившиe инструкции о тщательной проверке билетов. Еще утром все подвальные помещения и ходы были тщательно осмотрены. В зале, блиставшей огнями и роскошью убранства, собиралось избранное общество. Я лично руководил рассылкой приглашений и распределением мест в театре. Фамилии всех сидевших в театре мне были лично известны, и только 36 мест партера, начиная с 12<-го> ряда, были отправлены в распоряжение заведовавшего охраной генерала Курлова для чинов охраны по его письменному требованию. Кому будут даны эти билеты, я не знал, но мне была известна цель, для которой они были высланы, и этого было достаточно. В кармане сюртука у меня находился план театра и при нем список, на котором было указано, кому какое место было предоставлено.