В описываемые дни П<етр> А<ркадьевич> был центром правительственной власти; перед ним благоговели; бюрократические сферы подражали ему, стремясь не только усвоить, но даже угадать его мысли и неуклонно следовать им. Его симпатии к народному представительству отражались на всех и на всем, начиная с главарей и кончая мелкими сошками: все драпировалось в симпатию и уважение к народному представительству и к выдающимся выразителям его.
Едва ли есть другая страна в мире, кроме России, где недовольство правительством было бы столь стойким и хроническим. Правительство в России – ответчик за все; даже за то, что делает сама страна внутри себя, в недрах своей духовной и экономической жизни. Пьянство, озорничество, бездельничанье, разврат царят чуть не на каждом шагу. Виновато правительство: или оно «довело», или «не умеет обуздать» и направить на здоровый путь. Начнет правительство принимать меры, призывать к труду, порядку – новые вопли: «тирания», «попрание свобод» и т. д.
Второй мотив недовольства – социальный и экономический строй. Одни рвутся к господству в общественной и политической жизни; другие – к денежным благам; третьи – жаждут земельных обогащений; четвертые – предлагают утопические основы для переустройства жизни, отвергнутые всюду нациями гораздо высшей культуры.
Среди такого брожения и неустойчивости для честолюбцев легко добраться до власти, стоит только поладить с толпой, увлечь ее своими посулами. Первый избирательный кадр народного представительства отлично учел все это и ловко занял большинство скамеек первого русского парламента. Там сразу создалось это партийное большинство. Но из яйца ястреба вы не выведете голубя. Так случилось и с Первой Государственной думой. Ей приходилось платить по дутым векселям, выданным в период смут. Вопросы политического характера скоро отступили на второй план перед материалистическими вожделениями и социалистическими утопиями, разбившими в истории не один конституционный корабль. Если интеллигенты, попавшие на политические подмостки, рвались к власти, то вознесшие их неинтеллигенты жаждали одного – или чужой земли, или материальных компенсаций за проявленную ими удаль. Нарастал и быстро вырос социальный кризис, грозивший крушением для парламента и новыми анархическими бурями. Попробовали распустить Первую думу; получили Вторую, с ослабленным составом интеллигентов и преобладанием анархических или революционных элементов в ней.
В эпоху этой борьбы сначала с уличной смутой, а затем уже с явным посягательством на главные основы государственности правительство, придворные сферы, вся благомыслящая часть русского общества ясно ощутили необходимость в вожде, полном мужественной энергии, веры в себя, способном поднять приспущенное знамя государственности, ободрить здоровые элементы страны, сплотить их вокруг себя и во имя начал здравомыслия и государственной устойчивости дать энергичный отпор трубадурам бунта, перешедшего в насилие, разнузданность и грабежи. Ему предстояла грандиозная задача: сказать мужественные и правдивые слова; возродить уважение к здоровым сторонам жизни – порядку, законности; напомнить о неприкосновенности личности (в буквальном смысле этого слова) и собственности, взамен анархии, насилия, разрушения и захватов, какие нес и проповедовал новый строй и его герои.
Нельзя отрицать, что среди бюрократии и тогда были люди умные и опытные. Но этого было мало; их приемы не возвышались над обычной бюрократической рутиной. Нужен был новый человек, новые слова, новые мысли, которые ответили бы моменту, которые дали бы отпор поднимавшейся анархической волне и мутным ее утопиям. Таким человеком и явился безвременно погибший от злодейской пули П. А. Столыпин.