П(р)олеты. Петра

— Тссс, разбудишь. Я пока бумаги уберу, а ты в холодильнике шампанское возьми и конфеты в шкафчике над ним.

Петруська свернула бумаги и запихнула их в свой любимый тубус.

— Пошли, у меня есть ключи от соседской квартиры, они уехали на месяц, просили приглядеть.

Словно два шпиона, мы выбрались из квартиры и на цыпочках направились к соседней. Только мелодии из Розовой пантеры не хватало. Петра начала ее напевать, моего терпения хватило, чтоб не расхохотаться в на лестничной клетке, но как только дверь закрылась, тут оно и закончилось. Петра, хохоча, сползла по двери, выронив свой бесценный тубус.

Отсмеявшись, мы все же добрались до кухни.

— Клико?

— Подарок. Ты же знаешь Вишневского, с пустыми руками в гости не комильфо.

Петра передразнила великого архитектора, отдавая дань его немного старамодной галантности.

— Правда, пить его мы будем из граненых стаканов, тут больше ничего похожего на хрусталь нет.

Петра забрала бутылку и поставила ее в холодильник. Она медленно приближалась ко мне, небольшой шажочек, замерла, словно предвкушая, игра, что ей нравилась, мне надо ее дождаться, не спешить, не делать шаг вперед. Ей нравилось, вот так медленно приближаться ко мне, потом прижаться, обвить руками шею, привстать на мысочки, поцеловать подбородок.

— Олег, к черту и шампанское, и конфеты, я так по тебе соскучилась.

Да зачем они вообще нужны, если есть она, моя Петра.

Петруська недовольно что-то пробурчала, но не проснулась, переместилась на мое место и прижала к себе подушку крепче. Скоро уезжать, но кое-то еще успею сделать.

«Мать, твою ять». Споткнулся о тубус, что забыли в прихожей. Нет, это вещь точно меня угробить решила. Петра не проснулась, значит не так громко и матюгнулся. Стараясь не шуметь, покинул одну квартиру и проник в другую. Так, в холодильнике все необходимое есть, будут для моей Петруськи сырники со сметанкой. Дверцу холодильника закрыл, дверцу шкафчика открыл, муки хоть и немного, но надо. Для пяти утра Вишневский слишком бодро вошел в кухню.

— Доброе утро, Витольд Лоллийевич.

— А вы?

— Олег, муж Петры.

— Не знал, что у Петрограды есть муж.

— Она пока тоже не знает. И вы уж ей секрет не выдавайте. Я бы побыл с вами подольше, но у меня времени не так много.

— Не буду тогда его отнимать.

— Кофе в верхнем ящике, что ближе к холодильнику, там и турка есть и приправы разные. Бритвенные принадлежности в ванной на второй полке, только ящик осторожно открывайте, там помады вылетают иногда, Петра их коллекционирует.

— Их многие женщины собирают, — Витольд снисходительно улыбнулся, женские слабости, или принимаешь, или уходишь.

— Так, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. А я пошел, любимую женщину без вкусного оставлять нельзя.

— Дверь придержу, чтоб ничего не уронили.

— Спасибо, Витольд Лоллийевич. Надеюсь, что еще как-нибудь побываю на Ваших лекциях в МАРХИ. Хорошего дня!

Так, обратно с минимальным шумом. «Да, еж твою вошь». Переставил тубус, сам же об него запнулся, хорошо хоть ничего не выронил, так только слегла лбом в стену приложился. Петра все еще спала.

Странный шум разбудил, знакомые ругательства, что он прошептал, заставили улыбнуться. Как же не хотелось вставать, хотелось еще немного поваляться в постели, за окном еще темно. Совесть молчала, работа подождет, а возможность понежиться в постельке — нет. Запах заставил выбраться из-под одеяла. Удалось подкрасться незаметно, умыкнула почти профессионально сырник.

— Петра!

— Ой, — слишком горячий, пришлось несчастный перекидывать как печеную карточку из руки в руку.

— Вот, торопыжка, сильно обожглась.

— Неа, вкусно же.

— Ты неисправима.

— Ага. Следи за сырниками, а то подгорят.

— Следить за тобой надо, — но тарелку с сырниками залитые сметаной все же поставил передо мной.

«Как же вкусно». Аж мурчать от удовольствия хотелось.

Завтрак закончился очень быстро, Олега ждал очередной самолет, а меня гости и работа. Пришлось возвращаться к себе.

Каши готовы, завернула в полотенца, чтоб немного потомились. Разложила чертежи на столе, еще есть время немного поработать.

— Доброе утро, Петрограда Львовна, — Вишневский отвесил поклон.

— Доброе, не хотела вас разбудить, Витольд Лоллийевич, — встала, чтоб сделать книксен, играть, так играть.

— Я давно не сплю.

— Кофе?

— Приготовлю сам, Петрограда Львовна.

— Могу предложить к кофе сырники.

— Вы с такой печалью их предлагаете, что не могу их принять.

— Печаль оттого, что не влезают больше. А муж их так шикарно готовит.

— Муж?

— Ну, почти. Сожитель звучит плохо, любовник тоже не совсем про нас.

— Кофе?

— Чай больше люблю. Есть каши — овсяная и пшенная, могу быстро омлет сделать.

— Сырники и кофе, прекрасное начало дня.

Пришлось освободить часть стола для гостя. Вишневский возился у плиты, скоро запах кофе завладел пространством кухни. Сел за стол. Но через пару минут уже разглядывал чертежи.

— Не нравится. Абсолютно, нет здесь изюминки. Мимо здания пройдешь и не запомнишь.

— Согласен, подобных много и в Москве, и в Европе.

— Козырьки что ль переделать? Вот не играет оно.

— Можно с шагом окон поиграться еще.