Тем летом Женевьева ночевала у меня дома почти каждый день. Элли разрешали ночевать у подруг только по особым случаям, поэтому обычно мы были вдвоем. Мы сплетничали о парнях, обсуждали каждую деталь минувшего дня.
– Это будет наша компания, – сказала она однажды ночью, едва шевеля губами.
Мы делали корейские маски для лица, которые прислала бабушка. Они были похожи на лыжные маски, пропитанные маслами, витаминами и прочими косметическими штуками.
– Такой будет старшая школа. Я буду с Питером, ты – с Маклареном, а Крисси с Элли могут поделить Тревора. Мы будем самыми крутыми парочками.
– Но мы с Джоном не нравимся друг другу в этом смысле, – возразила я через зубы, чтобы маска не сдвинулась.
– Понравитесь, – ответила она.
Она сказала это таким тоном, будто это предопределенный факт, и я ей поверила. Я всегда ей верила.
Но ничего из этого не сбылось, не считая пары Джен и Питера.
31
Мы с Лукасом сидим в коридоре, скрестив ноги, и едим одно клубничное мороженое на двоих.
– Не залезай на мою сторону, – возмущается он, когда я опускаю голову, чтобы откусить еще.
– Но это я тебя угощаю! – напоминаю я. – Лукас, как думаешь, переписываться с другим парнем – это измена? Я не про себя, а про подругу.
– Нет, – отвечает Лукас, а потом поднимает обе брови. – Погоди, или это сексуальные письма?
– Нет!
– Или вроде того, что ты мне написала?
Мне удается выдавить из себя жалкое «нет». Лукас сверлит меня взглядом, давая понять, что не купился на мои россказни.
– Тогда все нормально. Формально тебя не в чем обвинить. Так с кем ты переписываешься?
Я колеблюсь.
– Помнишь Джона Амброуза Макларена?
Он закатывает глаза.
– Конечно, я помню Джона Амброуза Макларена.
– Я была влюблена в него в восьмом!
– Разумеется. Все были. В средней школе всем нравился либо Джон, либо Питер. Они были двумя основными вариантами. Как Бетти и Вероника. Разумеется, Джон – Бетти, а Питер – Вероника, – Лукас делает паузу. – Раньше Джон так мило заикался, помнишь?
– Да! Мне даже жаль было, когда он перестал. Это было так мило. Так по-ребячески. А помнишь, какие у него были волосы цвета сливочного масла? Наверняка именно так и выглядит свежее, только что взбитое масло.
– Я бы сказал, они были цвета кукурузных початков в лунном свете, но да. И какой он теперь?
– Я не знаю… Это странно, потому что есть Джон, каким он был в средней школе, есть мои воспоминания о нем, а есть он такой, как сейчас.
– Вы с ним встречались?
– О нет! Никогда.
– Наверное, поэтому он тебе сейчас так интересен.
– Я не говорила, что он мне
Лукас смотрит на меня.
– По существу, ты так и сказала. И я тебя понимаю. Мне бы тоже было интересно.
– Мне просто забавно об этом думать.
– Тебе повезло, – говорит он.
– Почему повезло?
– Повезло, что у тебя есть…
Я касаюсь его руки.
– Однажды, очень скоро, ты выйдешь в мир, и у тебя появится столько вариантов, что ты не будешь знать, что с ними делать. Все будут в тебя влюбляться, потому что ты такой красивый и очаровательный, а школу ты будешь вспоминать, как давно ушедшее мгновение.
Лукас улыбается, и его угрюмость испаряется.
– Но тебя я все равно не забуду.
32
– Пирсы наконец-то продали дом, – говорит папа, подкладывая еще шпината на тарелку Китти. – Через месяц у нас будут новые соседи.
– У них есть дети? – оживляется Китти.
– Донни говорит, они на пенсии.
Китти делает вид, будто ее тошнит.
– Старики! Скукотища! А внуки у них хотя бы есть?
– Не знаю, но сомневаюсь. И они собираются снести старый домик на дереве.
Я замираю, не прожевав кусок.
– Они хотят сломать наш домик на дереве?
Папа кивает.
– Кажется, они строят беседку.
– Беседку? – переспрашиваю я. – Но в домике было так здорово! Мы с Женевьевой часами могли играть в Рапунцель. Правда, она всегда была Рапунцель, а мне оставалось только стоять внизу и звать ее. – Я останавливаюсь, чтобы настроиться на британский акцент: – Рапунцель, Рапунцель! Спусти мне свои косы!
– И что это был за акцент? – спрашивает Китти.
– Кокни вроде бы. А что? Не получилось?
– Не очень.
– Оу, – я поворачиваюсь к папе. – Когда они будут сносить дом на дереве?
– Точно не скажу. Думаю, перед тем как въехать, но кто знает.
Однажды я выглянула в окно и увидела, как Джон Макларен сидит в домике на дереве совсем один. Он просто сидел там и читал. Так что я пошла к нему с парой банок колы и книгой, и мы весь день читали вместе. К вечеру пришли Питер и Тревор Пайк, мы отложили книги и начали играть в карты. В те времена я уже страдала от любви к Питеру, так что я уверена, что между нами с Джоном не было никакой романтики. Но я помню чувство, что наш спокойный день нарушили и что я бы лучше продолжила читать в дружеском молчании.
– Мы закопали капсулу времени под домом на дереве, – говорю я Китти, выдавливая пасту на зубную щетку. – Женевьева, Питер, Крис, Элли, Тревор, я и Джон Амброуз Макларен. Мы собирались выкопать ее после выпускного.