P. S. Я все еще люблю тебя

– Я же просила не называть меня бабулей! Просто Сторми. И я говорю «нет»! Только через мой труп. Вы оба переночуете сегодня в Бельвью. На дорогах слишком опасно. – Она бросает на меня строгий взгляд. – Лара Джин, сейчас же позвонишь отцу и скажешь, что я запрещаю тебе выходить в такую погоду.

– Он может за нами заехать, – предлагаю я.

– Чтобы этот бедный вдовец по пути сюда попал в аварию? Нет. Я этого не позволю. Дай мне свой телефон. Я сама ему позвоню.

– Но… мне завтра в школу, – возражаю я.

– Все занятия отменили, – отвечает Сторми с улыбкой. – Только что передали по телевизору.

– Но у меня нет с собой никаких вещей! – протестую я. – Ни зубной щетки, ни пижамы, ничего!

Она обнимает меня одной рукой.

– Расслабься и позволь Сторми обо всем позаботиться. Не забивай ерундой свою маленькую красивую головку.

Вот как вышло так, что мы с Джоном Амброузом Маклареном вместе проводим ночь в доме престарелых.

Метель в апреле – это волшебство. Даже если дело в перемене климата. В саду, который видно из окна гостиной Сторми, уже начали расцветать розовые бутончики, и снег их все запорошил, подобно тому, как Китти посыпает блинчики сахарной пудрой: быстро и много.

Мы играем в шашки в гостиной Сторми, из тех огромных шашек, которые можно купить в «Крекер Баррел». Джон дважды меня обыграл и все спрашивает, не поддаюсь ли я. Я молчу, но ответ – нет, он просто играет лучше меня. Сторми приносит нам по коктейлю «Пинья колада», который она смешала в блендере, с «лишь капелькой рома, чтобы согреться», и разогревает в микроволновке пирог со шпинатом, к которому мы даже не притрагиваемся. Из стерео играет Бинг Кросби. К половине десятого Сторми начинает зевать и говорит, что скоро ей нужно ложиться спать, чтобы оставаться красивой. Мы с Джоном переглядываемся – еще слишком рано. Я не помню, когда в последний раз ложилась раньше полуночи.

Сторми настаивает, чтобы я легла у нее, а Джон – у мистера Моралеса, в его спальне для гостей. Я понимаю, что Джон не очень рад этой идее, потому что он спрашивает:

– Может, я просто лягу у тебя на полу?

Я удивляюсь, когда Сторми качает головой:

– Сомневаюсь, что отец Лары Джин это одобрит.

– Не думаю, что папа стал бы возражать, Сторми, – говорю я. – Я могу ему позвонить, если хотите.

Но ответ – твердое и решительное «нет»: Джон будет спать у мистера Моралеса. Для женщины, которая всегда говорит мне быть необузданной, искать приключения и носить с собой презерватив, она куда более старомодная, чем я думала.

Сторми протягивает Джону полотенце для лица и пару беруш.

– Мистер Моралес храпит, – сообщает она ему, целуя на прощание.

Джон поднимает бровь.

– Откуда ты знаешь?

– Тебя это не касается! – И старушка уплывает на кухню с видом великосветской дамы.

– Знаешь что? Я действительно совершенно не хочу знать, – тихо говорит мне парень на ухо.

Я прикусываю щеку, чтобы не засмеяться.

– Поставь телефон на виброзвонок, – говорит Джон перед уходом. – Я тебе напишу.

Я слушаю храп Сторми и шепот снежинок, падающих на окно. Я все кручусь в спальном мешке, мне тесно и жарко, и я мечтаю, чтобы Сторми не включала обогреватель так сильно. Старики всегда жалуются, что в Бельвью холодно и что отопление работает «сикось-накось», как говорит Дэнни из корпуса «Азалия». А вот мне ужасно жарко. Ситуацию усугубляет атласная ночная рубашка персикового цвета с высоким воротом, которую мне дала Сторми. Я лежу на боку, играю в «Кэнди Краш» на телефоне и жду, когда уже Джон мне напишет.

Хочешь поиграть в снегу?

Я тут же отвечаю:

ДА! Здесь ужасно жарко.

Встретимся в коридоре через две минуты?

Ок.

Я так быстро встаю в спальном мешке, что едва не падаю. Чтобы найти пальто и ботинки, я свечу себе телефоном. Сторми вовсю храпит. Я не могу найти шарф, но не хочу заставлять Джона ждать, поэтому выбегаю без него.

Он уже поджидает меня в коридоре. Его волосы взъерошены на затылке, и мне кажется, что это так мило, что я запросто в него бы влюбилась, если бы могла себе это позволить. Увидев меня, он расставляет руки в стороны и поет «За окном уже сугробы, снеговик нас ждет давно», и я так сильно смеюсь, что он говорит:

– Тише, ты разбудишь всех постояльцев!

От этого я смеюсь пуще прежнего:

– Еще только половина одиннадцатого!

Мы бежим по длинному, покрытому ковром коридору и стараемся смеяться как можно тише. Но чем больше мы пытаемся смеяться тихо, тем сложнее нам это дается.

– Я не могу перестать смеяться! – говорю я, задыхаясь, пока мы выбегаем через раздвижные двери во двор.

Едва дыша, мы оба резко останавливаемся.

Земля укрыта толстым слоем белого снега, густого, как овечья шерсть. На улице так красиво и умиротворенно, что сердце щемит от удовольствия. В этот миг я так счастлива и понимаю, что ни разу не подумала о Питере. Я поворачиваюсь и смотрю на Джона, но он уже смотрит на меня с полуулыбкой на лице. От его взгляда в груди все трепещет от волнения.

Я начинаю кружиться и петь: «Снеговик нас ждет давно», и мы оба сгибаемся от смеха.