P. S. Я все еще люблю тебя

– Нас из-за тебя выгонят, – предупреждает он.

Я беру его за руку и заставляю крутиться со мной так быстро, как могу.

– Ты ведешь себя так, будто ты здесь один из постояльцев, старичок! – кричу я.

Парень отпускает мои руки, и мы оба спотыкаемся. Затем он берет с земли горсть снега и начинает лепить из него снежок.

– Старичок, говоришь? Я тебе покажу старичка!

Я несусь от него прочь, спотыкаясь и поскальзываясь на снегу.

– Не смей, Джон Амброуз Макларен!

Он гонится за мной, смеясь и тяжело дыша. Ему удается обхватить меня вокруг талии. Джон поднимает руку, как будто собирается засунуть снежок мне за шиворот, но в последнюю секунду отпускает меня.

– О боже! У тебя под пальто ночнушка моей бабушки?

Посмеиваясь, я говорю:

– Хочешь посмотреть? Она очень непристойная. – Я начинаю расстегивать пальто. – Погоди, сначала отвернись!

Мотая головой, Джон говорит:

– Это странно.

Но повинуется. Как только он поворачивается спиной, я хватаю горсть снега, делаю снежок и прячу его в карман.

– Все, поворачивайся.

Джон поворачивается, и я запускаю снежок прямо ему в голову. Он попадает ему в глаз.

– Ай! – вскрикивает он, потирая глаз рукавом куртки.

Я ахаю и подхожу к нему.

– О боже! Прости! Ты как…

Но Джон уже лепит новый снежок и бросается на меня. Так начинается наша снежная битва. Мы гоняемся друг за другом, и мне удается совершить красивый, точный бросок ему в спину. Мы объявляем перемирие, когда я, поскользнувшись, чуть не падаю на пятую точку. К счастью, Джон успевает меня поймать. И не спешит меня отпускать. Мы секунду смотрим друг на друга, его руки вокруг моей талии. У него на ресницах снежинка. Он говорит:

– Если бы я не знал, что ты все еще страдаешь по Кавински, я бы тебя поцеловал.

Я вздрагиваю. Самым романтичным, что со мной случалось до Питера, была пробежка под дождем с Джоном Амброузом Маклареном и футбольными мячами. А теперь это. Как странно, что мы с Джоном даже не встречались, но с ним связаны два моих самых романтичных воспоминания.

Джон отпускает меня.

– Ты вся заледенела. Давай вернемся.

Мы идем в комнату отдыха на этаже Сторми, чтобы посидеть и оттаять. Горит только одна лампа для чтения, здесь тишина и полумрак. Похоже, к вечеру все постояльцы разошлись по своим квартирам. Немного странно находиться здесь без Сторми и остальных. Все равно что оказаться ночью в школе. Мы сидим на изысканном диване во французском стиле, и я снимаю ботинки, чтобы согреть ноги, и шевелю пальцами, чтобы вернуть им чувствительность.

– Жаль, нельзя камин разжечь, – вздыхает Джон, потягиваясь и глядя на камин.

– Да, он ненастоящий, – говорю я. – Наверняка есть какой-то закон насчет каминов в доме престарелых. Могу поспорить…

Я умолкаю, когда вижу, как Сторми в шелковом кимоно на цыпочках выходит из своей квартиры и крадется по коридору. К двери мистера Моралеса. О, мой бог!

– Что? – спрашивает Джон, и я закрываю ему рот ладонью.

Я пригибаюсь, соскальзывая с дивана на пол. Джона я тащу за собой. Мы сидим внизу, пока не раздается щелчок замка. Он шепчет:

– Что такое? Что ты увидела?

Садясь обратно, я шепчу в ответ:

– Не знаю, хочешь ли ты это слышать.

– Господи, да что? Просто скажи мне.

– Я видела, как Сторми в красном кимоно проскользнула в квартиру мистера Моралеса.

Джон давится.

– О боже! Это…

Я смотрю на него с сочувствием.

– Да уж. Прости.

Качая головой, он откидывается на спинку дивана, вытянув перед собой ноги.

– Надо же! Ничего себе! У моей прабабушки более активная сексуальная жизнь, чем у меня.

Я не могу удержаться от вопроса:

– Значит… получается, ты не так часто занимаешься сексом? – и поспешно добавляю: – Прости, я очень любознательная. Или, как говорят, любопытная. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

– Нет, я отвечу. Я никогда еще не занимался сексом.

– Что?

Я не могу поверить. Как это возможно?

– Чем ты так потрясена?

– Не знаю, я просто думала, что все парни это делают.

– Ну, у меня была всего одна девушка, но она была религиозная, и мы ничего такого не делали. Но это нормально. В любом случае, поверь мне, не все парни занимаются сексом. Я бы сказал, большинство не занимается. – Джон делает паузу. – А ты?

– Я тоже никогда этого не делала, – говорю я.

Он озадаченно хмурится.

– Погоди, я думал, что вы с Кавински…

– Нет. С чего ты это взял?

О… видео. Я сглатываю. Я надеялась, что он останется единственным человеком, кто его не смотрел.

– Значит, ты посмотрел видео из джакузи, да?

Джон колеблется, но потом отвечает:

– Да. Я сначала не понял, что это ты, пока на вечеринке в домике на дереве не узнал, что вы вместе. Парни из школы показали мне это видео, но я не особо внимательно смотрел.

– Мы просто целовались, – бормочу я, наклонив голову. – Мне жаль, что ты это видел.

– Почему? Если честно, мне вообще все равно.

– Мне просто нравилось думать, что ты воспринимаешь меня определенным образом. Такое чувство, что все теперь смотрят на меня иначе, а ты думал обо мне как о прежней Ларе Джин. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Именно так я тебя и вижу, – говорит Джон. – Для меня ты все та же. И я всегда буду так к тебе относиться, Лара Джин.