Папа в больнице, но он приготовил большую кастрюлю овсянки – целый тазик, типа тех, которые можно увидеть в столовой. К этому времени она вязкая и мне приходится добавить полбутылки кленового сиропа и сушеных вишен, чтобы сделать свою кашу вкусной, и даже тогда я не уверена, нравится ли она мне. Я готовлю с накрошенными орехами пекан сверху для себя, и просто с медом сверху для Китти.
– Идем есть кашу, – зову я. Она, конечно, торчит перед телевизором.
Мы сидим на стульях у барной стойки и едим. Могу сказать, что есть что-то успокаивающее в том, как овсянка прилипает к внутренностям, словно клей. Пока я ем, мой взгляд устремлен в сторону окна.
Китти щелкает пальцами перед моим лицом.
– Алло! Я задала тебе вопрос.
– Почта еще не приходила? – спрашиваю я.
– По субботам почтальон приходит только после двенадцати, – отвечает Китти, облизывая мед с ложки. Глядя на меня, она интересуется, – А почему ты всю неделю так сильно взволнована из-за почты?
– Я жду письма, – говорю я.
– От кого?
– Просто… ни от кого важного. – Ошибка новичка. Мне следовало придумать имя, поскольку глаза Китти сужаются, и теперь она по-настоящему заинтересована.
– Если бы оно не было от кого-то важного, ты бы так по-идиотски не высматривала его в окно. От кого оно?
– Если уж тебе так хочется знать, то, на самом деле, письмо от меня. Одно из тех моих любовных писем, которые
– От мальчика со смешным именем. Амброуз. Что за имя такое, Амброуз?
– А ты помнишь его вообще? Он раньше жил на нашей улице.
– У него были золотистые волосы, – произносит Китти. – И скейтборд. Один раз он дал мне поиграть с ним.
– Это на него похоже, – говорю я, припоминая. Из всех парней, он был с Китти самым терпеливым, хотя она и была занозой.
– Прекрати улыбаться, – приказывает Китти. – У тебя уже есть парень. Тебе не нужен второй.
Моя улыбка сползает.
– Мы просто переписываемся, Китти. И не рычи на меня. – Я наклоняюсь, чтобы еще раз ее ущипнуть, но она вскакивает раньше, чем я успеваю. – Что ты собираешься сегодня делать?
– Мисс Ротшильд обещала, что возьмет нас с Джейми в парк для собак, – отвечает Китти, ставя свою грязную миску в раковину. – Я собираюсь пойти к ней и напомнить это.
– В последнее дни ты проводишь с ней много времени. – Китти пожимает плечами, и я мягко добавляю: – Только не надоедай, хорошо? Я имею в виду, ей, как бы, сорок; у нее могут быть и другие дела, которыми бы она хотела заняться в субботу. Как, например, отправиться на винодельню или в спа. Ей не нужны твои приставания по поводу свиданий с нашим папой.
– Мисс Ротшильд любит проводить со мной время, так что держи свое маленькое мнение при себе.
Я, нахмурившись, смотрю на нее.
– Серьезно, у тебя такие плохие манеры, Китти.
– Вини за мои манеры себя, Марго, да и папочку тогда. Вы – те, кто воспитал меня таким образом.
– Тогда, полагаю, ты никогда и ни в чем в жизни не будешь виновата благодаря такому дрянному воспитанию.
– Полагаю, никогда.
Я издаю крик отчаяния, и Китти смывается, напевая себе под нос, от души радуясь тому, что раздосадовала меня.