P.S. моей ученице

— Вчера отец пришел пьяный домой и… — пауза, продлившаяся всего несколько секунд, дала ей немного сил на слова, в которые, наверное, я бы и сам не поверил с первого раза, — стал называть ее шлюхой, обвинял в измене, а сам спал с мачехой моего двоюродного брата, — последняя фраза далась ей с трудом. Она практически ее прошептала, будто сама не до конца осознавала правдивость ситуации. Наверное, если бы мои руки не прижимали хрупкую малышку, а этот рассказ шел бы о ком-то другом, а не о семье любимой, я бы ударил себя фейспалмом. Чертова Санта Барбара! — Ты представляешь? — воскликнула она, взяв откуда-то силы на голос. — Он трахался с женой собственного брата, а сам потом обвинял мою маму в измене! — точно Санта Барбара. — Я больше не могу так, Стас. Сначала измена отца, затем пощечина, а теперь вот это! Он мне испортил всю жизнь! — жалобно проскулила моя малышка. Поток слез возобновился, а ее тело начало содрогаться. Только на этот раз я зациклился не на том, чтобы успокоить девочку, а на произнесенных словах, показавшихся мне довольно подозрительными.

«Сначала измена отца, затем пощечина, а теперь вот это!»

— В смысле пощечина? Ты о чем? — зацепившись за эту фразу, спросил я, как только заметил, что поток слез на некоторое мгновение прекратился. Она подняла на меня покрасневшее лицо, не решаясь сразу же сообщить о чем-то. О том, что, наверное, являлось бы для меня важно.

— Помнишь первый день после осенних каникул? Когда мы впервые… — начала она, запнувшись.

— Поцеловались, — продолжил я, не дожидаясь ее ответа. Тот день я помнил еще очень долго и помню до сих пор. День, когда эта малышка перевернула мою жизнь с ног на голову.

— Да, — подтвердила она. Помнится, Вика тогда тоже была не в лучшем расположении духа, а красный след оставался у нее еще долгое время. В тот момент мне хотелось набить морду тому барану, который дотронулся до моей малышки, да и сейчас эта мысль вертелась в моей голове. — Мы с отцом тогда крупно поссорились, и он ударил меня, — всхлипывая, призналась она. — Он извинялся, пытался помочь, а я сбежала из дома, надев первое, что попало под руку, — горькая усмешка тронула ее губы.

Я вспомнил тот день, когда увидел мою малышку в одной толстовке в ветреную погоду. Тот день, когда ее взгляд цеплялся за меня, словно за последнюю в этой жизни надежду. Тот день, когда она считала, что защитить себя сможет только она. Так вот в чем дело! Твою ж мать!

— Ты не рассказывала, что это был отец, — мой голос теперь тоже звучал отстраненно. Я всем силами старался не показывать свою злость. Нет, не на нее. На того мудака, посмевшего поднять руку и испортившего моей девочке два праздника. На человека, который считал себя отцом. Это не так! Я прекрасно понимаю, что такое иметь дочь и никогда бы не поступил так со своей! Анюта никогда бы не узнала подробности моей личной жизни, не узнала бы о черных полосах, которые я переживал после смерти Таси. Потому что они не должны переживать за своих родителей. Это не их забота. Но, видимо, отец Вики об этом не знал. Чертов мудак!

— Думаешь, я бы стала жаловаться? Как я могу кому-то сказать, что человек, который все время защищал меня и был авторитетом, поднял на меня руку? — нет, она больше не плакала, держалась из последних сил, но отчаяние в ее голосе услышал бы даже глухой или тупой. — О таком стыдно говорить, понимаешь? — моя малышка. Пытаешься быть сильной, но в душе все равно остаются неизгладимые раны. Пытаешься показать свою способность постоять за себя, но не на все хватает сил. И смелости. Ты еще так мала и хрупка, не представляешь, что я смогу защитить тебя любыми способами. У меня хватит сил для этого.

— Не понимаю и не хочу понимать, — строго высказал я, но все равно, несмотря на свой тон, который обычно использовал лишь в стенах школы, медленно и нежно стирал большим пальцем оставшиеся капельки слез с ее щеки. — Вика, что бы с тобой не случилось, я хочу об этом знать, — чмокнув мою малышку в макушку, произнес я. — В следующий раз рассказывай мне даже о таких мелочах, хорошо? — я выжидающе посмотрел на Вику, замечая, как медленно взгляд становится благодарным и… влюбленным. Вновь. Нет, она не успокоилась и даже не улыбнулась моим словам, но первые признаки возвращения к ее непосредственному празднику не могли меня не радовать.

— Ладно, — согласилась малышка.