Стиль авторов этих причудливых статей был восторженным и до-
вольно цветистым. Оценки творчества «Выпивона» звучали при-
мерно так: «Сочетая в себе мудрость древнегреческих киников и
эпатажность французского дадаизма, «Выпивон» окончательно
доказал всему миру, в первую очередь, Западу, что панк-рок – это
отнюдь не трёхаккордные песни уличных маргиналов, духовных
кузенов совкового гопничества, а, напротив, высокое искусство. .
Тем самым «Выпивон» недвусмысленно разместил столицу Север-
ной Пальмиры в самом центре европейской карты рок’н’ролла. .
«Выпивон» звучит западнее самого Запада, и хотя на Западе о
наших ребятах пока не знают, рано или поздно лавры авангарда
панк-движения, пионеров и послов панк-рока в Стране Быдла не
минуют их. .». Где-то на этом месте я начал клевать носом, а ещё
через 10-20 статей в том же духе я окончательно вырубился где-то
на пару часов. Меня разбудил какой-то инстинкт самосохранения.
В другом конце зала менты распихивали парнишку, чтобы увезти
его в участок. Я растолкал Федяна, и мы технично вырулили от-
туда к кассам, прикинувшись пассажирами. Изучая расписание,
ко мне пришла новая идея. «Федян, а поехали дальше на Запад.
Помнишь, Туча что-то про Прибалтику говорил. Сколько у нас ещё
фишек осталось?» Денег хватало на билеты в Вильнюс в один ко-
нец.
Время до поезда убивали, болтаясь по городу. Кому-то мо-
жет показаться смешно, но, благодаря Достоевскому, у меня в
третьей четверти были круглые пятёрки по литературе. Все ров-
ные пацаны знали, что на лит-ре я могу занять время, подняв
руку и зарядив на полчаса телегу за этого писателя, его мысли,
его персонажей. Поэтому все эти дворы-колодцы, проспекты –
Майорова, Римского-Корсакова, Невский, канал Грибоедова, Пять
углов, улицы Герцена, Дзержинского, Маяковского, Гражданская,
Казначейская, Пржевальского, Кокушкин мост, Сенная площадь,
24
Теряя наши улицы
Васильевский остров, Крестовский, Тучков мост, Петроградка, бес-
конечность Большого проспекта – всё это мне о чём-то да говорило.
Бередящие душу письма Макара Девушкина, бредовые сны Рас-
кольникова, в ужасе отшатывающаяся от топора полоумная Ли-
завета, сестрица старухи-процентщицы, ангельская доброта Сони
Мармеладовой и отвратительное самоуничижение её папаши,
святая простота князя Мышкина, фатальная страстность Настасьи
Филипповны, угрюмое мужество Рогожина. . Все эти причудливые
персонажи, удивительные, подчас фантасмагорические перипетии
сюжетов… Я расчувствовался, конечно, и начал грузить Федяна на
эту тему, но он слушал с отсутствующим видом. Такой непробивае-
мый тип, честно говоря, когда ему надо, уходит в себя полностью.
«Стало быть и тогда Солнце здесь так светило!», внушал я ему
свои мысли словами Раскольникова, на что он безаппеляционно
заявил, что его абсолютно не интересует и никогда не интересо-
вало, что там творилось в воспалённом воображении эпилептика,
который катал в покер и строчил книжки, чтобы поднять бабло. И
опять замолчал. .
От жратвы мы разумно воздерживались. Тот короткий проме-
жуток времени, на который мы отрубились на вокзале, всё-таки в
какой-то мере помог нам восстановить свои силы. Их хватило, на-
верное, ровно до поезда, потому что в свой вагон мы залазили уже
никакие. С непередаваемым чувством облегчения я бросил свои
кости на верхней полке. Федян остался снизу, а потом вообще по-
тихоньку свалил в другой конец вагона, чтобы заобщаться с про-
водницей, маленькой, крепко сбитой блондинкой, где-то лишь на
пару лет старше нас. Ему никак не давало покоя то, что у меня в
Москве вышло с Настей, что я его так бессовестно опередил.
Несмотря на усталость, сон почему-то никак не хотел при-
ходить, и я разговорился с соседом, высоким, черноволосым
парнем, Коляном. Он оказался местным вильнюсским. Недавно
отслужил где-то в Средней Азии, в наших краях. У него остались
очень хорошие впечатления от местных людей, может быть даже
слегка преувеличенные. А может это из-за контраста со своими
25
Альберт Спьяццатов
земляками. «Лабусов», как он их называл, он терпеть не мог, про-
сто на дух не переваривал, даже не знаю почему.
То, зачем мы едем в Вильнюс, он не совсем чётко понял. В его
глазах мы были бродягами, а это слово он произносил с уваже-
нием. Сказал, что с радостью покажет нам город и что у него нам
запросто можно будет перекантоваться. Так, пока Федян крутил
свои беспонтовые шашни, я нашёл нам вписку. В конце концов,
под ставший уже родным стук колёс я провалился в тяжёлый, глу-
бокий сон.
Расталкивал меня Колян. «Вставай, братуха, приехали. Твой кент
уже на улице». Федян с нашими сумками действительно уже стоял
на перроне в предутренних прибалтийских сумерках. Судя по его
роже ушедшего в себя мыслителя, можно было подумать, что ничего
у него с этой проводницей не срослось. Но, на самом деле, вполне
может быть, что что-то и получилось, по нему всегда трудно сказать.
Мы закурили и потопали по направлению к выходу в город.
У Коляна дома интересно оказалось – чисто, аккуратно, всё по