Но, в конце концов, даже от такой «забавной» игры можно устать. Мне надоело постоянно убегать, прятаться, оставаться в стороне и наблюдать. Охотники шли по кровавому следу, что я оставлял после себя, и путь этот мог быть бесконечным, если бы не одно происшествие, полностью изменившее меня. Я понял, что не хочу больше быть этим чудовищем, монстром с горящими в темноте красными глазами, густой черной шерстью и острыми, как бритва зубами. Я снова захотел стать человеком.
Точно не помню, как я оказался во дворе одного из частных домов близ города. Я просто убегал от очередных охотников, пытался найти временное убежище. Думал, что в доме никого нет – там ведь и свет в окнах не горел. А если бы и горел, какая мне разница? Пара взмахов громадной лапой и дело сделано. Так что, перемахнув через высокий забор, я очутился в небольшом, но ухоженном дворике. Первое, что бросилось мне в глаза – это детские качели, на которых сидела маленькая девочка лет пяти.
Она повернула голову и посмотрела на меня. Она не боялась, клянусь, в ее глазах не было ни страха, ни ужаса, вообще ничего подобного. Лишь любопытство, настоящее, искреннее детское любопытство. Я замер, в ответ глядя прямо в глаза этой девчушки. Может, в этот самый миг мое сознание, наконец, прояснилось, и я понял, что моя «новая» жизнь была сущим адом. Я сам был посланником этого ада, уничтожая все живое, что попадалось мне на глаза.
А охотники приближались. Я слышал их топот, крики, выстрелы в воздух. Девочка не боялась меня, но испугалась этих людей, которые в скором времени возникли прямо рядом с забором. Она вскочила со своих качелей и села на корточки, словно пытаясь спрятаться за деревянным сиденьем от тех, кто приближался к нам.
Еще несколько выстрелов. В воздухе запахло порохом, и запах этот вновь вернул меня в реальность. Зверь внутри меня куда-то исчез, уступив место чистому разуму, разуму человека. Я вышел вперед, прикрывая собой эту маленькую девочку, когда охотники ворвались во двор. Я знал, что им нужен лишь я, но в порыве азарта, охваченные жаждой мести, люди не замечают вокруг ничего. Я бросился вперед, в воздух вновь взмыли пули, а потом по двору прокатился крик.
Это кричал мальчик. Лет семи, видимо, брат той девочки, что лежала сейчас на земле в траве, обагренной кровью. Невозможно было понять, чья пуля сразила ребенка, но один лишь вид ее мертвого тела вновь пробудил во мне ярость. Глаза снова вспыхнули адским пламенем, а мощные челюсти разрывали всю плоть, что попадалась на пути. Не прошло и десяти минут, как все охотники были мертвы. Остался только я, плачущий мальчик и его мертвая сестра, который уже ничем нельзя было помочь.
Я видел много мертвых тел. Я сам убивал немало людей, не жалея их, не думая о том, что причиняю боль их близким. Но сейчас все было по-другому. Это ведь невинный ребенок, умерший по роковой ошибке. Я никогда не забуду ее взгляд, когда она меня увидела.
Мальчик все еще плакал. Я не знал, остаться мне здесь, подойти к нему или убежать прочь, обратно в лес. Но стоило мне об этом подумать, как я понял, что не хочу возвращаться в тот лесной мрак, что окружал меня больше пятнадцати лет. Я хотел остаться, снова почувствовать себя человеком. Я даже забыл, каково это. А мальчик поднял на меня свои глаза и протянул руку, словно желая погладить меня, как домашнего щенка. Возможно, он был намного умнее всех своих сверстников, раз понял, почему я убил всех тех людей, чьи тела окружали нас сейчас. Возможно, каким-то образом я внушил ему доверие.
Я медленно пошел к нему навстречу, опасливо глядя на бледное лицо мальчика. Он все еще протягивал ко мне свою дрожащую руку, и в этом жесте было что-то непонятное мне, какое-то новое чувство, в котором я не успел разобраться. Раздался последний выстрел – один из охотников испустил последний вздох и затих, успев серьезно ранить меня. Пуля воткнулась прямо в бок, и я дернулся, задев своей громадной лапой мальчугана. Мой коготь оставил длинный шрам на его маленьком личике, а я, скуля от боли, бросился бежать как можно дальше.
И вот я снова умираю. Пуля, ранившая меня, оказалась отлитой из серебра, а вы знаете, что серебро губит оборотней. Раны, нанесенные такими пулями, уже не заживают. Но я рад хотя бы тому, что у меня есть время раскаяться в своих грехах. Попросить прощенья у всех, кого я убил, у девочки, которую не спас, у мальчика, которого ранил. Пожалуй, для последнего извинений будет мало. Вы знаете, как обращают в оборотней?…
Дальше история прерывалась. Я несколько минут всматривался в последние строчки, словно ожидая, что на пустой части листа сейчас появится продолжение. Какое-нибудь упоминание о том мальчике, которого постигла ужасная участь. А потом внутри меня стал нарастать непонятный холод. Я что-то упустил, какую-то незначительную деталь… И понял я это, когда тот странный незнакомец покинул паб, дослушав историю.