Пача argentino

На крыльце появляется Лиза в одной ночной рубахе и платке на на плечах. Увидев меня, она, не стыдясь брата, бросается ко мне и начинает расцеловывать всего.

— Живой!.. Любый мой… Живой…

— Да куда ж я теперь от тебя денусь, солнышко? Живой конечно! Нам с тобой ещё свадьбу играть да детей потом растить…

Даже при свете луны видно, как краска заливает ей лицо. Сёмка хмыкает и идёт за лампой.

Ну а я отправив девушку в дом, чтобы не простыла, выхожу на улицу. Подбегает Семён с керосиновой лампой.

М-да… Картина маслом! А точнее, дёгтем. Обе створки ворот извазюканы. Да не жалеючи так… Неподалёку валяется простреленное мною ведро. И лужа дёгтя…

Я поднимаю и ставлю ведро. Там ещё не весь дёготь вытек. Зачем же добро переводить да землю пачкать? А вот и фуражка…

— Семён, а Незнай по следу идёт у вас?

— Идёт, а зачем тебе?

— Да так, проведать надо кое-кого…

— Я с тобой!

— Без штанов? Иди хоть оденься тогда…

Сёмка убегает, да и я тоже иду нормально одеваться.

Оделся, обулся, перетянулся портупеей, дозарядил револьвер и, взяв светку, подошёл к воротам. Там меня уже ждал одетый и вооружённый Семён.

— Ну что, готов? Ну бери тогда собаку и пошли…

А неподалёку от дома нас перехватывает тоже вооружённый сосед Осадчих.

— Сёмка, что произошло? Кто стрелял?

Тот молчит. Пришлось отвечать мне.

— Лизавету опозорить хотели. Я его видел. Стрелял тоже я.

— Убил?

— Нет, ведро вот прострелил и фуражку забрал.

— Если это лжа, мог и убить пакостника! Эх, Никифора нет… Он бы не спустил.

— Пошли с нами, свидетелем будешь.

— Кем?

— Ну видаком…

Я даю Незнаю понюхать фуражку и тот, найдя след, уверенно повёл нас за собой.

По дороге добавилось ещё с десяток казаков, и тоже с оружием.

Всё-таки хунхузы вокруг пошаливают иногда, вот народ на стрельбу и реагирует правильно.

Узнав в чём дело, почти все присоединяются к нам.

А меж тем пёс довёл нас до богатого подворья и ткнулся в закрытую калитку.

— Так это ж дядьки Афанасия двор! — ахнул Семён.

— Митяй здесь живёт?

— Да…

— Значит не ошибся я. Он это был…

Глава 12

— Дядька Афанасий! Дядька Афанасий! Открой! — Сёмка начал стучал в ворота и кричать во всё горло. На его стук и вопли во дворе отозвалась собака.

Через пару минут раздался недовольный голос:

— Кого там чёрт ночью принес?..

Тут уж к разговору подключился и я.

— Хозяин, доброй ночи! Митяй твой дома?

— Добрые люди по ночам не ходют. Спит Митяй, и вы спать идите…

— Эй, Афанасий, Подь сюды! — подключился сосед Осадчих, — Тут разговор до тебя с Митяем есть. Кликни сына то!

— Спит Митяй, говорю.

— А ты разбуди! Обчество просит.

Шикнув на собаку и что-то ворча, Афанасий уходит в дом. А у меня аж желудок от злости сводит. Убить готов ублюдка… Ну Митяй… Ну козёл…

Минут через пять скрипнула калитка и появились давно ожидаемые персонажи. Митяй старательно зевает. Но в даже при свете луны было заметно, что сна у него ни в одном глазу.

При виде Митяя Незнай дёрнулся было к нему, но был удержан за повод Семёном.

Вперёд выступил наш сосед.

— Тут вот что, Афанасий… Павло с Семёном говорят, что Митяй твой нынче ночью измазал их ворота дёгтем, желая Сёмкину сестру Лизавету опозорить перед обчеством…

— Лжа это! Не был я там! — перебивает его Митяй.

— А ну цыть! — рявкает на него отец. Митяй затыкается… А сосед продолжает.

— Павло его видел и выстрелом спугнул…

— Не мазал я ничего! — опять начинает Митяй, но получив от отца подзатыльник, вновь затыкается.

— Так вот, осталось там ведро с дёгтем. И фуражка евоная… Павло, покажь…

Я выставляю вперёд простреленное ведро и показываю фуражку.

— И собака ихняя по следу сюда привела. При мне всё это уже было… Так что скажешь станичникам, Афоня?

— А что я скажу, православные? Разбираться надо. Обвинение то тяжкое… И Митяя мово вы знаете все. А вот Павло пришлый. Мало ли, повздорили или ещё чего… Вот он на Митяя поклёп и наводит…

— А расскажи-ка Павло, как дело то было.

И я начинаю рассказывать… Как проснулся посреди ночи, как рычание собаки услышал…

— Как же! Небось от Лизки с постели вылез, пока дядьки Никифора нет! — опять встревает Митяй. Сёмка дёргается на него с кулаками, но я успеваю его перехватить. Народ вокруг неодобрительно заворчал. А я продолжил рассказать. Когда дошёл до выстрела, то меня спросили, почему не в Митяя я стрелял, а в ведро.

Ну я же не убийца, чтобы всех подряд отстреливать за всё подряд… Но тут опять влез Митяй.

— Как же! А левольверт постоянно с собой таскаешь!

— Ну а что прикажешь мне делать, если вы втроём на одного да с нагайками нападаете?..

— Постой, Павло, кто на кого напал и когда? — перебил меня один из присутствующих здесь стариков.

— Так вчера днём… Митяй с двумя дружками. Хотели чтоб я от Лизаветы отстал да нагайками угрожали…

— А ты что?

— А я отказался. Нагайки у них забрал и домой пошёл…

— У всех троих забрал?

— Ну да…

— Они Павлу голову рассекли! — тут и Сёмка встрял.

Пришлось мне и голову показывать народу. Казаки начали понемногу шуметь.

— Тихо, станичники! Давайте дослухаем уже! Рассказывай Павло.

А чего рассказывать то? Уже всё почти. Узнал я Митяя. Ну и подобрал потом ведро с фуражкой, да и собака сюда привела.