Падает тропическая ночь

— Не надо думать о таких вещах, Нидия. Ты приехала в Рио, чтобы забыть обо всем грустном. И мне не напоминай. Она совсем скисла, до сих пор все шло гладко, но теперь он снова от нее ускользал, как вода сквозь пальцы. Чем дальше шло заседание, тем больше она падала духом, действительно, расчеты не оправдались, и по работе упускала интересную возможность, никак не могла сосредоточиться, да и с ним ничего не получалось. Она совсем впала в уныние и в полдень, после заседания, пошла в номер за бумагами для трехчасовой сессии, где ей обязательно надо было выступить. Вошла на цыпочках, чтобы не разбудить. И решила больше не пытаться форсировать судьбу. Как она мечтала об этих днях на острове, точнее, о ночах: прогулки с ним при свете луны по пустынному пляжу, и нескончаемые беседы долгими ночами, без электрического света, и времени вдоволь обо всем его расспросить. Тут она мне призналась, что страдает так называемой профессиональной деформацией. Ей известно о пациентах все, до последней тайны, и с ним она хотела добиться того же. Жаждала узнать все, до последнего воспоминания, отягощавшего его память. Все о прошлом, все о настоящем. Тогда она сможет подарить ему идеальное будущее, учесть все его потребности. Но она не знала, каковы эти потребности, или ему просто требовалось сесть в рыбацкую лодку и больше не возвращаться? А что, если она тоже сядет в лодку? Помешает она ему там, в этом мире мужчин, или нет? И потом, у нее своя жизнь, своя работа в Рио, неужели нельзя найти разумного человека и встречаться с ним в конце рабочего дня, проводить несколько часов вместе, как цивилизованные люди? Она вошла в номер и в полной тишине достала бумаги. Но он почему-то проснулся, словно ее учуял. Возможно и так, она ведь всегда пользуется одним и тем же французским экстрактом, сразу после ухода пациентов принимает ванну и пользуется экстрактом. В этом мы с ней одинаковы, я к вечеру, приняв ванну и переодевшись, чувствую себя не совсем одетой, если не спрыснусь капелькой духов. Тут она извинилась, что невольно его разбудила, а он, напротив, упрекнул ее, что не позвала раньше. Лицо у него было жутко заспанное, и он поднялся.

— Он был одетый?

— Она не сказала.

— После целой ночи рыбалки, наверное, помылся.

— Значит, без одежды, Нидия.

— Подробностей она не сообщила?

— Не помню.

— И еще не побрился?

— Она не сказала, это же был очень важный момент по другим причинам, и, видно, она запамятовала детали. Просто он попросил подойти к кровати и сесть рядом.

— Значит, наверно, прикрылся простыней.

— Несомненно. Она села., он попросил дать ему руку, нет, обе руки, и взял их, обе руки, и сказал, что никогда в жизни не сможет отблагодарить ее за то, что она для него сделала. Он ведь и правда поверил, что никогда больше не испытает радости в жизни, был убежден, до вчерашнего дня, что никогда не ощутит потребности благодарить Бога за то, что жив, как ощутил сегодня на рассвете в открытом море, прости за выражение, на морском просторе, при виде первых утренних лучей.

— Выходит, радость ему доставило море, точнее, рыбалка. Не она.

— Но она поняла это иначе, да, ее переполняло сильное чувство, она поцеловала его в лоб и выпорхнула в патио. И не в силах сдержать слезы, отыскала в саду уголок, где ее никто не видел. Ей было отрадно, что она осчастливила его, плач рвался наружу, сотрясая грудь.

— Это были слезы радости?

— Конечно.

— Не думаю, Люси. Может, она так и истолковала, но плакала она из-за другого.

— Неужели ты лучше ее знаешь?

— Она плакала потому, что ее волновали любые его слова, но, по сути, получилось некрасиво. Она плакала, сознавая, что она для него не главное, вот и все. Чего ходить вокруг да около? В любовных делах человек нравится или не нравится, покоряет тебя или нет. Почему… кто знает, но результат очевиден, если ты не звонишь, значит, не желаешь его видеть, и чао.

— Погоди немного. Она уняла слезы, и поневоле пришлось вернуться в номер, она забыла там бумаги, да и время уже было почти обеденное. Она снова вошла на цыпочках, но он не спал, наводил лоск в ванной.

— Брился.

— Наверняка. И тут с его стороны последовала романтическая интерлюдия, надеюсь, ты понимаешь.

— Нет.

— В общем, он стал водить по ее телу губами, понимаешь? — но она вырвалась, ей надо было присутствовать на обеде, они там собирались обсудить первую дневную сессию, с трех до половины пятого, где она выступала. Тогда он спросил, освободится ли она в половине пятого, ведь шхуна отходит в полшестого. Да, освободится, следующее заседание с шести до половины восьмого. Тогда они простились, чтобы увидеться позже, и он попросил разбудить его, если заснет, обедать, мол, он не пойдет, лучше поспит еще.

— Он лег в девять, плюс восемь часов сна, девять и восемь — семнадцать, боялся опоздать на шхуну в пол шестого.

— И с ней, наверно, тоже хотел побыть.

— Второе меньше, чем первое.