— Раздосадован? И почему я читаю тебя как открытую книгу… Примитивный ты, Алмаз. Сразу видно, на ринге все мозги отбил еще с детства… Думаешь, она поэтому укатила со мной? Что типа испугалась, что пользованная тебе будет не нужна? Не совсем… Ты лучше спроси, где в селе можно девчонку завалить… нет же ни гостиниц, ни тайных убежищ… Для этого нужны союзники… И у меня они оказались…
Я поднимаю на него непонимающий взгляд. Это он о чем… Почему-то мне представлялось, что он присунул ей в машине…
— Я разложил твою любимую Лалу у тебя дома, Алмаз. На твоей постели… Я трахал ее, а твои родители были снаружи и знали, что происходит.
Смотрю на него неотрывно. Его слова не сразу до меня доходят… Все как в тумане… Что несет этот больной ублюдок…
— Мне мой помощник быстренько слил все последние сплетни района… Люблю наш народ за длинные языки. Хлебом не корми-дай людям косточки перемыть… Вот ему сходу и выдали всю подноготную… Что ты вокруг нее ошиваешься, но не засватанная она, что родители твои страсть как не рады твоему выбору, что должен со дня на день вернуться с армии и придется им все-таки ее брать в семью… А еще что отец в тебя верит, мечтает звездой большой сделать, а денег катастрофически не хватает… Вот я и предложил им вариант, который устроил бы всех… Аслан ведь в тот день приставлен ко мне был администрацией. Из кожи вон лез — пытался выбить из меня копейки на строительство новой школы бойцовской… Я ж понимал, что он прежде всего для тебя старается… Да ты не переживай, я им сразу сказал, что намерения серьезные, они кстати интересовались. Волновались за несостоявшуюся невестку, — усмехнулся гадко, — обещал, что замуж возьму, с собой увезу в Москву. На худой конец, у нас же в традициях невест себе воровать… Так что все по-честному было… Никто в накладе не остался… Камиле, правда, наверное, было больновато, но так я с лихвой потом это ей компенсировал… И матери ее, и тетке… Да и ей я дал такую жизнь, какая с тобой бы в помине не светила бы… Ты вообще знаешь, как она блистала, пока в депрессию не впала? Московская светская жизнь без нее была немыслимой. Камила была ее жемчужиной… А ты, Алмаз? Думаешь, без всего того бабла, который отец в тебя тайно от тебя вкладывал из того, что я ему тогда дал, ты бы стал тем, кем стал? Ты думаешь, тебя американский тренер за красивые глаза и сильные мускулы тренировал все эти годы? Чемпионами не рождаются, ими становятся, дружище… Тебе ли не знать этого… Короче, хорошо все так поживились на целке одной красивой девочки, на которую у меня так круто встал…
Он говорил, а я не дышал. В голове эхом звенели его слова… Я думал, что знаю, что такое ярость. Не знал до этого момента. Это не когда пелена кровавая перед глазами. Это когда у тебя в буквальном смысле из глаз кровь хлещет.
Я подошел к нему и ударил. Еще. Еще. Еще. Еще… Бил ритмично и планомерно. А в голове эхом его рассказ… Я слышу теперь эту историю не только словами Капиева… Словно сотни людей, смеясь надо мной, издеваясь, пересказывают ее хором, указывая на меня пальцем…
— Это еще не все, Алмаз, — говорит, выплевывая кровь изо рта полуживой Арсен, — дай договорю, потом убивай… Сам хотел тебя попросить меня порешить… Хули мне дальше жить…
— Там, в Дубае… Когда она тебя послала на хрен перед боем… Она сделала это потому, что я пригрозил, что иначе все тебе расскажу… И про изнасилование, и про твоих родителей… Она все боялась, что тебя сломает новость, что они это не просто допустили, а чуть ли не сами организовали… И трахал я ее тогда у тебя на глазах, угрожая, что тебя порешат… Сказал, чем быстрее кончу, тем скорее мои братки тебя перестанут херачить по морде… Она, кстати, не знала, что это было до боя… Я решил эту подробность упустить… — задумался, — Тогда я, конечно, переборщил… Она покончить с собой хотела после. Напилась таблеток… Еле откачали. Говорю это тебе- и гордость за нее берет. Достойная она, наша Камила. Достойнее нас… Знаешь, мы оба ее не стоим… Просто закон природы- мужик сильнее… Вот и имеет право выбирать подгибать под себя женщину… А будь у них чуть больше свободы, еще вопрос, нужны ли мы бы им были или нет…
Встал, налил себе еще вискаря, аж через край стакана. Снова выбухал залпом, не поморщившись.