Устроив детей в классной комнате под опекой компетентной мисс Финч, потрясенная Кристина направилась в гостиную, чтобы написать письмо двоюродной бабушке Джорджиане. Она взяла лист бумаги, окунула перо в чернильницу, а затем вытерла его и отложила в сторону, потому что не смогла заставить руки – или свои мысли – оставаться на месте. В смятении она рассматривала свои несговорчивые руки, словно они принадлежали незнакомке. Совсем недавно, в коридоре, Кристина и сама ощущала себя незнакомкой. Она повела себя как косноязычная школьница – как бесхарактерная юная мисс, какой она была десять лет назад – лихорадочно бормотала бессмысленные фразы, попеременно то краснея, то бледнея под пристальным, отливающим золотом взглядом Маркуса Грейсона. И что хуже всего, она воспользовалась первым подвернувшимся предлогом, чтобы сбежать.
Поднявшись из-за стола, Кристина подошла к окну. Внизу расстилался безмятежный английский парк Греймарча, зимняя бесплодность которого смягчалась лишь темно-изумрудными вечнозелеными кустарниками. Справа от нее обнаженные ветви дубов вырисовывались черными силуэтами на фоне ярко-голубого неба. Слева, далеко за извилистым ручьем, древние ели скрывали от ее взора старую сторожку.
Однако чтобы все вспомнить, Кристине не нужно было ее видеть.
Это случилось за две недели, оставшиеся до свадьбы Пенни. Кристина не видела Пенни несколько месяцев, но они переписывались. Джулиус Грейсон оказался в точности таким, каким его описывала Пенни в своих письмах: высоким, темноволосым, привлекательным, любезным – и так очевидно влюбленным в свою будущую жену. Это все, что успела заметить Кристина перед тем, как ее представили его брату.
Она увидела бронзового бога: густые, золотистые волосы, скульптурные, отполированные солнцем черты лица, зеленые глаза с янтарными крапинками, которые вспыхнули золотом, когда молодой человек посмотрел на нее и пробормотал какое-то приветствие на грани вежливости. Маркус Грейсон оказался самым красивым мужчиной из всех, которых она когда-либо видела. И при этом поначалу он вел себя наименее приветливо. Нетерпение молодого человека было осязаемым, и он не потрудился сказать ей больше ни одного слова во время последующей экскурсии по Греймарчу.
Кристина для него попросту не существовало. А с ее точки зрения не существовало никого, кроме него. Подойти к джентльмену, которого она не знала – и который, очевидно, предпочитал ни с кем не знаться – казалось немыслимым. Держаться от него подальше было невозможно. Так что, когда группа гостей задержалась у сторожки, девушка, дрожа от страха, прошагала через поляну, подошла к нему и произнесла первые пришедшие в голову бессмысленные слова.
Маркус грубо огрызнулся в ответ, чего никто и никогда не позволял себе за все ее восемнадцать лет, и это должно было заставить ее торопливо броситься назад, под защиту знакомых с хорошими манерами. Но он стоял, прислонившись к ели, и его окружал резкий аромат вечнозеленого дерева и другие запахи – пижмы и гвоздики, как ей показалось. Что-то еще исходило от него – что-то незнакомое, необычное и темное – и это замедлило ее отступление. Когда Маркус коснулся ее рукава, она подняла голову и встретилась взглядом с его глазами. Он улыбнулся, и Кристина беспомощно улыбнулась в ответ, потому что нашла тот радушный прием, на который надеялась.
Сегодня утром его глаза вовсе не одобряли ее присутствие. Его красивое лицо превратилось в камень в тот момент, когда он увидел ее, и единственное, что она смогла различить в этих переменчивых глазах, – это раздражение.
Что ж, этот сюрприз и для нее оказался не слишком приятным.
Отвернувшись от окна и вида, расшевелившего нежеланных призраков прошлого, Кристина попыталась разумно и беспристрастно обдумать сложившуюся ситуацию. Вполне вероятно, что раздражение Маркуса не имеет с ней ничего общего – или, более точно, с Кристиной из прошлого. Несомненно, он забыл большую часть – если не все – того, что произошло. В конце концов, она всего лишь была первой в бесконечной череде влюбленных в него женщин.
А если он огорчился, что увидел ее здесь, то это вполне могло произойти и по той причине, что Маркус надеялся провести тихое Рождество в кругу семьи. А теперь здесь в два раза больше детей, чем он ожидал – что означает в двадцать раз больше грохота – и вдовая подруга Пенни, с которой ему придется вести вежливый разговор.
Она и сама не очень-то рада тому, что придется вести с ним вежливые разговоры, подумала Кристина, словно обороняясь. Но ведь это смешно, упрекнула она себя в следующее мгновение. Она уже достаточно зрелая женщина, чтобы не таить обиду на протяжении десяти долгих лет.
Тем не менее, она не могла остановить поток воспоминаний. Кристина ясно видела перед собой его письмо, черные, бьющие наотмашь фразы, каждое слово болезненное, как удар хлыста. В то время она полагала, что ее разбитое сердце никогда не исцелится.