«Мы недавно примирились с таким повсеместным явлением в международных отношениях, как шпионаж, но прежде не были известны американские масштабы политических убийств… Дело «зеленых беретов» поднимает перед американским народом глубоко волнующие вопросы. На процессе в Нюрнберге Соединенные Штаты заявили, что факт войны не отменяет моральные нормы и что люди должны нести ответственность за определенные преступления, хотя они и выполняют приказы военного времени. Если Соединенные Штаты были правы в Нюрнберге, то в каком же положении оказываются Соединенные Штаты сейчас? В каком положении оказываются воины Соединенных Штатов во Вьетнаме, не только в деле Чиена, а вообще в войне, которая ведется в нарушение конституции Соединенных Штатов?»
Клифа известие о новом повороте в деле «зеленых беретов» застало в Сайгоне, куда он прилетел из Бангкока, растратив почти все свои деньги. Хорошо еще, что он догадался заблаговременно купить обратный билет. Осмелев, Клиф позвонил в Ня-Чанг, доложил новому начальству о прибытии из отпуска. Начальство было в курсе дела, советовало пока в Ня-Чанг не спешить, обещало перевести жалованье в Сайгон. Решение начальства безмерно обрадовало Клифа: он побаивался, как бы в связи с некоторым затишьем боевых действий в Южном Вьетнаме его не послали в Лаос, где уже более тысячи «зеленых беретов» дрались против местных партизан.
Клиф снова окунулся в ту жизнь, ради которой рисковал в джунглях головой. Его пьянила ницшеанская вседозволенность при полной безнаказанности.
Снова Сайгон. Снова солнце, непомерно яркое в ослепительно радужном ореоле смога. Тысячи стрекочущих и чадящих мотороллеров «хондо» на Ты-зо, десятки тысяч велорикш. Говорят, что нет сейчас в мире города с большей плотностью населения, чем Сайгон. За десять лет войны его население подскочило с четверти миллиона до трех миллионов. Газетчики, продающие «Вьетнам гардиан», маленькие юркие сине-белые такси марки «Рено», зонты и конусовидные шляпы из пальмы ко, белые костюмы в сизом дыму выхлопных газов, базары и кофейные, кофейные и базары. Школьницы в цветастых ао-даи до щиколоток поверх панталон из белого шелка, мини-юбки с пятидюймовыми шлицами, бритоголовые буддийские монахи в шафрановых рясах, серые монашки. Ватаги воинственно настроенных студентов — эти молодые люди никогда не знали мира. Толпы голодных беженцев на помойках, длинные очереди за пособием: в день семь пиастров, что равняется четырем центам. На эту сумму можно купить горсть риса. Еще недавно Южный Вьетнам был рисовой чашей Азии, теперь он сам покупает рис у Америки.
И всюду вокруг — американская солдатня. Клиф слышал, что на одного воюющего американского солдата во Вьетнаме приходится восемь бездельников в тыловых службах. Сайгон кишит этими жирными крысами. И разумеется, солдатами и офицерами АРВН — опоры сайгонской диктатуры Тхиеу-Ки-Кьема.
Сайгон — фронтовой город, незримо разделенный на два враждебных лагеря. Американский лагерь у всех на виду, а лагерь Вьетконга — лагерь-невидимка. Вьетконговцы наносят удар из подполья, а американцы осатанело бомбят кварталы бедноты в южновьетнамской столице.
В баре ресторана «Амираль», где всегда можно встретить летчиков авиакомпании «Эйр Америка», Клиф распил бутылку джина «Гордон» с зеленоберетчиком из бывших немцев-нацистов, знакомым по Форт-Браггу.
— Послушай, приятель, — хрипло зашептал, дыша перегаром джина, этот рыжий «берет» с погонами капитана и пистолетом «Беретта». — Вижу, норовишь ты выпить за чужой счет. Пропил все, что ли?
Клиф кивнул с пристыженно-горделивой усмешкой.
— Все до нитки спустил в Бангкоке.
— Могу помочь тебе поправить дела. — Рыжий капитан придвинулся еще ближе, зашептал еще тише: — Я тебя неплохо знаю и думаю, ты не откажешься заработать тут на одном дельце. Дядя Сэм тратит миллиарды на эту вшивую страну, вот мы и решили вернуть немного деньжат наших же налогоплательщиков. Если разобраться, эти деньги — наши деньги.