Иванов сел рядом с Чернявским. Что-то шепнул ему на ухо.
— Ладно, ладно, — поморщился тот.
Инженер налил в стаканчики коньяку.
— Извините нас, господин Семушкин, — сказал он миролюбивым голосом и протянул ему стаканчик. Другой взял Чернявский, небрежно приподнял перед глазами:
— У нас не было другого выхода, сами понимаете.
Теплов кивнул.
— Теперь, кажется, все прояснилось...
— Да-да.
Чернявский пил коньяк маленькими глотками.
— У вас отличная выдержка.
Он помолчал.
— Вы, очевидно, знаете, что на ваш счет ежемесячно откладывается довольно крупная сумма, а в случае выполнения задания вы получите определенный процент с тех доходов, на которые все мы рассчитываем...
— Мне говорили об этом.
— Ну, вот и отлично.
Иванов убрал со стола остатки трапезы, бутылки спрятал в шкаф, закрыл на ключ.
— Сначала уходите вы, — сказал он Чернявскому.
Иностранец крепко пожал Теплову руку, холодные глаза его смеялись.
Теплов понял — только теперь, только сегодня все и начнется. Нужно встретить Норматова...
В этот вечер он долго не мог уснуть. В комнате было душно. Гриша взял постель и поднялся по лестнице на плоскую крышу. Легкий ветерок шевелил листья на старых вязах, шуршал сухими травинками на соседском сарае.
Он лег на спину и увидел черное бездонное небо. Словно гигантские богатыри, упирались в светлую полоску Млечного Пути могучие минареты медресе — там, у самых остроконечных вершин, напоминающих шлемы, проплывали редкие хлопья облаков.
Что будет завтра, чем порадует его новый день?
Где-то далеко в саду играет духовой оркестр. И сердце щемит... Уже больше года не был он дома. Как там мама, как братишки и сестренки?.. Есть и еще один человек, о котором Гриша думает с особой нежностью. Есть еще один человек. Далеко-далеко отсюда...
Музыка тревожно врывается в неспокойные сны Теплова. Он ворочается в горячей постели, шепчет что-то сухими губами. И стройные минареты пронзают облака в середине огромного полога неба. И звезды горят, как огоньки раскинувшегося под холмами города.
Галя
Страшно сегодня Гале. Страшно не оттого, что вечер, не оттого, что деревья шумят в саду, что ходит ветер мягкими крадущимися шагами по железной кровле. Страшно от ни с кем не разделенных мыслей. Оттого, что некому вылить душу.
— Каримчик!.. Ох, как ты меня напугал, — обессиленно откинулась она к стене. В комнате полумрак. Лицо у Гали белое, как у привидения.
— Вижу, никого нет. И Джек помалкивает, — смущенно проговорил Карим, задерживаясь у порога. — Почему сидишь в темноте?
Вопрос остался без ответа.
У Гали отлегло от сердца. Приход Карима отогнал невеселые мысли.
— Садись, что стоишь? Вот сюда, на диван...
Она взяла его за рукав и почти силой усадила. Щелкнула выключателем, зажмурилась от яркого света.
— Хочешь, вина принесу?
— Еще чего выдумала?
— Ну, тогда печенья. Или конфет?
— Не нужно...
Галя всплеснула руками:
— Фи, как с тобой неинтересно!..
Она села рядом на диван, обхватила руками колено, покачиваясь, проговорила с лукавой улыбкой:
— А ведь ты меня любишь, Каримчик, правда, любишь?
— Да брось ты, Галка, честное слово! — вспыхнул Карим. — И что на тебя сегодня напало?
— Ладно, не буду, — кивнула Галина. — Только смотри, не проморгай... Того гляди, увезет твою Галку иностранец...
— Какой еще иностранец? — привстал Карим.
— Как какой? — Галина сделала наивные глаза. — Разве ты ничего не знаешь? Папин гость, конечно...
— Ври.
— Честное слово. Сама слышала, как папка ему обещал...
— Да ведь старик он...
— Ну и что ж, зато богат.
— И это сказал отец?
— Угу...
— Бред...
— И совсем не бред, — глаза девушки блеснули, румянец снова зажег ее щеки. — Джон Плей сегодня уезжает. Видишь ли, они не нашли входа в сокровищницу. Так сказал папа. А Джон сказал, что надо разыскать Дохлого, потому что Дохлый все знает. Папа возражал против его поездки — он говорил, что Джон может засыпаться. «Подумаешь, — сказал Джон. — Надо всем намекнуть, что я в Бухаре». Вот и все. И мне за обедом он тоже сказал, что уезжает в Бухару. Но я-то знала, что ни в какую Бухару он не едет. Он едет к Дохлому — совсем в другое место. А меня он увезет после, когда все будет сделано. «Ты и не представляешь себе, что там за жизнь, — сказал он. — Дурашка!..»
Плечи ее дрогнули — она беззвучно заплакала.
— Ну, вот... что же ты, — неловко пробормотал Карим, не зная, как успокоить девушку.
— И ты... ты тоже! — сказала она сквозь слезы.
Он обнял ее, осторожно прижал к себе. «Что же я делаю?» — обожгла отчаянная мысль. А Галя, перестав плакать, доверчиво прильнула к его плечу.
— А ты не бойся, не бойся, — сказал Карим. — Честное слово, ничего тебе не будет. Разве может кто-нибудь увезти девушку против ее желания?!
Она резко встала, провела пальцами по мокрым глазам:
— Какой же ты, право...
Он не знал, как себя вести. Говорят, что девушки любят комплименты. А он вдруг почувствовал в голове совершенную пустоту.
— Прости меня, Галя...
— Прости-и, — передразнила она. — Не получится из тебя, Каримчик, настоящего кавалера.
А новость была потрясающая. Значит, входа в сокровищницу они все же не знают. Ищут Дохлого... Новый тип. Не из их ли компании?..