Падальщик

— Иди спать! — приказал он юноше уже почти весело, повернулся на каблуках, и, подняв повыше над головой факел, устремился бегом вниз по темному, узкому коридору.

* * *

Высокий худощавый господин с горбатым носом, одетый в черный дорожный плащ, достал из кармана платок и, нагнувшись, брезгливо вытер им носок сапога. Сзади, словно клюв аиста, вынырнул на мгновение из-под плаща кончик его шпаги.

— Хоть бы за шесть лет здесь кто-нибудь прибрал, — сморщив нос, произнес господин.

Сидевший за столом возле размалеванной красками деревиной перегородки молодой парень поднял к нему закрытое до того в кожаном рукаве раскрасневшееся от сна лицо.

__ Да может, маэстро еще найдет новую бронзу…

Да как же!

Господин насмешливо фыркнул, выпрямился, заложил руки за спину и, насвистывая, пошел вдоль колоннады, где пол был почище, высекая из квадратных плит под ногами сухой, возвращающийся от темных сводов эхом звук; пряжки на его сапогах, отражая пламя факелов на стенах, отливали медовым светом.

В центре огромного зала, посреди куч земли шевельнулась тень. Там бродил еще один человек — укутанный в плащ с капюшоном монах. Вот он нагнулся над холодным ртом обжигательной ямы, поднял с пола и поднес к глазам обрывок какого-то старого чертежа.

— Грандиозный был замысел, — сказал он скрипучим голосом, рассматривая обрывок, — об этой лошади говорила вся Италия! Но время ушло… Ушло.

В зале снова стало тихо, только потрескивал огонь в факелах.

— Кстати о времени, — горбоносый со шпагой повернулся на каблуках к юноше, — скажи, Бартоломео, сколько его прошло с тех пор, как наш любезный Салай отправился звать Учителя?

Пока Бартоломео собирался с ответом, со стороны тонувшей в темноте противоположной стены большой залы послышался скрип: в основании высоких створов парадных дверей, уходящих гигантской аркой в темноту, дрожащим огнем осветился прямоугольник.

Седой человек, которого мы до этого видели вышагивающим в нетерпении по крыше замка, энергично переступил через порог зала. Держа впереди себя факел. Горбоносый, придерживая рукой шпагу и забыв про еще недавно так беспокоившую его грязь, прямо через зал быстрым шагом направился ему навстречу.

— Учитель!

— Томмазо! — хозяин широко улыбнулся и поднял факел выше над головой. — Наконец-то!

Они обнялись. Поверх закрытого черным плащом плеча седой посмотрел на бродившего среди разбросанной земли монаха. Отстранившись, спросил:

— Это он?

Горбоносый, улыбаясь, кивнул.

— Брамантино, ты свободен, иди спать! — крикнул хозяин сидящему за столом юноше.

Тот, кого называли попеременно то Бартоломео, то Брамантино, — сплюнул на кучу земли у стола — вот ведь, только началось самое интересное: тайны Чернильного Ореха! — съехал со стула, и с обиженным видом двинулся в сторону дальней двери вынимая по пути из клешней на стене факелы и опуская их в стоящие рядом бочки с водой.

Тем временем хозяин взял со стола плошку со свечой.

— Не будем терять времени. За мной!

Монах и высокий человек в плаще двинулись вслед за ним в противоположном Бартоломео направлении — к маленькой двери, что была сделана в деревянной размалеванной красками стенке. Поочередно нагибаясь, трое один за другим нырнули в низкий проем и оказались в центральной части зала. Здесь им открылось жуткое зрелище: мебель по обеим сторонам от прохода будто отрастила человеческие органы — руки, ступни, торсы; расставленные там и тут на столах и верстаках гипсовые модели для рисования чередовались во мраке с котелками полными краски, тускло белеющими листами картона на треножниках, выстроенными по углам шеренгами ангелов с пустыми глазницами…

На полу проснулась и закудахтала курица.

— Быстрее, прошу вас! — послышался впереди умоляющий голос хозяина, — Скоро рассвет.

Стараясь не угодить ногами в беспорядочно расставленные на полу ведра, гости поспешили пройти за хозяином к еще одной двери, ведущей в третье помещение, выгороженное в Большой Зале Приемов бывшего замка Висконти.

Здесь было уютно. Огороженное ширмами и книжными шкафами пространство освещалось тремя факелами, загодя кем-то зажженными; ступни входящих мягко принимал толстый красный ковер; по стенам, убранным разноцветными шелковыми шторами, висели во множестве карты, чертежи зданий, рисунки… Посередине комнаты, у стола с ворохом загибающих углы бумаг, стояло высокое черное кресло, — спинка его была украшена огромными бычьими рогами; чуть дальше разместились несколько треножников с незаконченными картинами и шкаф книгами, о который опиралась, уткнув волнистый нос в корешки, лира.

Войдя, хозяин поставил свечу на стол и обернулся к монаху, — лицо того по-прежнему скрывал капюшон.

— Я полагаю, раз вы здесь, вы готовы нам помочь. Понимаете ли вы вполне свою задачу?

Монах, который до того горбился, вдруг выпрямился и оказался неожиданно высок и строен. Он молча опустил капюшон.

— Поразительно! — хозяин оценивающе прищурил глаза, — Сходство почти абсолютное.

— Мы уже обо всем поговорили, Учитель, — почтительно сказал из-за спины монаха горбоносый. — И обо всем договорились.

— Прекрасно. Тогда остается только отдать ее вам.