Падение

– Итак, Джейк предположил, что Джульетта и Катерина – одно лицо. Кто с ним согласен?

Я ждала ответа, глядя на девочек. Одна за другой они начали поднимать руки. Неизвестно, действительно ли они так думали или просто не знали, что им думать, и потому согласились. Но это не имело значения. Важен был сам процесс.

– Ладно, – сказала я. – Предположим, что так. Но если Катерина обращается к самой себе, тогда зачем ей эта девочка, которую она называет Джульеттой? Почему она не пишет: «Дорогой дневник…»? Или просто не делится своими мыслями на страницах? Зачем она обращается к себе?

– Потому что ей одиноко, – пожала плечами Ана.

– Может, у нее расстройство личности? – застенчиво улыбнулась Криста, а я кивала, сдерживая улыбку.

– Потому что, – присоединилась к обсуждению Сидни, – на страницах дневника она может быть кем захочет.

Я с прищуром посмотрела на нее.

– Что ты имеешь в виду?

Сидни облизнула губы и села прямо.

– В первой записи она участливая, но немного снисходительная. Она проявляет заботу о Джульетте так, будто Джульетта – это ее младшая сестра, которой нужна поддержка. Во второй записи она злится на нее, словно она само совершенство, а Джульетта – позорище. В обеих записях Джульетта представлена грустной и недостаточно хорошей. Когда она пишет от лица Катерины, она другая. Она сильнее и увереннее.

Я продолжала шагать по проходу, слушая Сидни.

– Затем, – продолжала она, – мы видим, как она переносит свой гнев на мать, она пишет такие вещи, которые не смогла бы сказать в лицо. Она также становится добрее к Джульетте, словно начинает понимать, что не все происходящее – ее вина.

Сидни бросила взгляд на Джейка, а потом снова посмотрела на меня.

– Не Джульетта – альтер эго, а Катерина.

Мое сердце сжалось.

Ух ты.

– Итак, – сказала я, – чем ей помогло ведение дневника?

– Она нашла выход чувствам, – заметил кто-то из девчонок.

– Она могла говорить то, что хотела, когда никто больше ее не слушал, – произнес Джейк.

– Это стало для нее освобождением.

– Это спасло ей жизнь. – Я посмотрела на Сидни, девочку, с которой мне до сих пор не удавалось найти общий язык. И внезапно именно она смогла разглядеть суть.

– Писать можно как на публику, так и для себя, – произнесла я. – Я хочу, чтобы сегодня вы забыли о правилах. Я дам вам минут двадцать. Вставьте в уши наушники, разойдитесь в стороны, сядьте на траву и пишите. Эта работа не будет оцениваться. Мне плевать на грамматику и общепринятые нормы. Я хочу, чтобы вы писали, обращаясь к самим себе, так, словно прочитаете это через двадцать лет. Расскажите о том, какие вы сейчас, чего хотите, куда мечтаете поехать, чего надеетесь достичь и чего ждете от друзей и семьи. Нет никаких правил. Просто напишите письмо себе взрослым.

Они начали рыться в своих рюкзаках, а я вернулась к сцене и взяла в руки свой самый последний дневник. Открыв его, села на скамью и тоже стала выполнять задание.

Глава 18. Джексон

– Джаред! – зову я. – Лови!

Мой новый брат, вскинув руки, бежит ловить старый полинявший футбольный мяч, вылетевший на проезжую часть. Раздается гудок автомобиля, и брат отпрыгивает в сторону, спеша убраться с дороги.

– Пытаешься убить меня? – шутит он, а я подбегаю к нему и тараню его плечом в живот.

– А-а-а! – Я заваливаю его на тротуар.

Он смеется и кряхтит, падая на асфальт. Мы уже все в синяках, но нам на это наплевать.

С тех самых пор, как на прошлой неделе ко мне приехал сводный брат, мы проводим вместе каждую минуту. Почти каждую. Мы играем в футбол и ходим в кино, и он научил меня лазать по деревьям, хоть нам и приходится идти пешком невесть сколько, чтобы добраться до ближайшего парка.

Джаред живет со своей мамой в нескольких часах езды от нас, и этим летом он впервые познакомился с нашим отцом, приехав погостить.

Я знаю, что ему тут совсем не нравится. Уверен, что у них с мамой гораздо лучше.