Падение Аккона

Белобородый человек на кромке Проклятой башни привык смотреть смерти в глаза; он пережил слишком много осад и сражений, чтобы в такой момент потерять спокойствие и испугаться за свою жизнь. Смерть не страшила его — он видел в ней друга, который давно заставляет себя ждать. Касалось это и его спутников. Как бы ожесточённо вражеские катапульты и камнемёты ни обстреливали город, град выпускаемых ими снарядов не мог нарушить глубокую сосредоточенность этого человека. Он не обращал внимания на драматические события перед укреплениями тамплиеров у западных стен Аккона, осаждённого мамелюками. Его помыслы были обращены к совсем другим, гораздо более мощным силам, распознать которые дано лишь немногим смертным.

Лёгкий бриз прошёлся по его серебряным волосам, шевельнул полы белой туники с красным тамплиерским крестом, приподнял на мгновение серебряное руно его бороды. Солёный морской ветер принёс и дым пожаров, бушевавших на улицах Аккона.

Рука седовласого старца, сжимавшая поднятый вверх меч дамасской стали, была тверда, несмотря на его библейский возраст и тяжесть оружия. Его знобило, хотя на этой стороне залива к северу от Хайфы даже ночи сохраняли мягкое дневное тепло. Это была усталость, и она настораживала. Его угнетала ответственность, которую ему приходилось нести уже долгие, слишком долгие годы. Сказывалось и одиночество, которого требовала тайная служба.

Он чувствовал, как восходящее солнце сдвигает чёрный покров и дневной свет безудержно вырывается из ночных глубин.

Вот сейчас… сейчас это должно произойти!

Не оборачиваясь и не отводя взгляда от видимой лишь ему точки на горизонте, он приказал своим спутникам:

— Бисмилла! Джуллаб! Говорите священные слова!

И слепые меченосцы торжественно, в один голос, начали произносить слова из Евангелия от Матфея: «И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; и пошлёт Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырёх ветров, от края небес до края их».

Божественное пророчество ещё не прозвучало до конца, когда солнце взошло за Тель-эль-Фукаром. Свет красно-золотой волной хлынул из-за лагеря мамелюков, вырвал из темноты катапульты и гигантские метательные орудия, расставленные возле стен Аккона, и затопил несметные полчища мусульманских воинов.

Первый же луч солнца, достигший мощных стен Аккона, упал на символ, украшавший широкий клинок меча, — тамплиерский крест с розой между двумя одинаковой ширины полосами. Сталь отразила ослепительный свет.

Стоя по-прежнему твёрдо и даже не щурясь, старец смотрел на источник этого света, который должен был причинять его глазам невыносимую боль. Солнечный луч ворвался в него и разлился по всему телу.

В следующее мгновение он увидел знакомую хищную птицу — медленно опускаясь, белый гриф парил в потоке света, уходившем в бездонную небесную высь. Птица с величественно распростёртыми крыльями скользнула вниз и замерла на гребне сверкающего вала — так, будто опиралась на лучи рассвета.

Этого знака он и ждал!

Как в дурмане, полностью лишившем его власти над своими мыслями и чувствами, перед ним промелькнула череда видений. То, что продолжалось лишь секунды, превосходило все человеческие представления о времени и пространстве. Светящийся перст соскользнул с клинка и растворился в будничном рассвете. И тут же белый гриф исчез со скоростью, способной перехватить дух у всякого, кто мог бы это увидеть.

Старец опустил меч, поднёс клинок к губам и убрал драгоценное оружие в ножны. Теперь он знал, что должен делать. Знал и то, что у него совсем немного времени. Им всем оставалось немного времени. Последняя в жизни миссия ждала его, и этой миссии предстояло стать самой главной. Поэтому Великая Тайна и взяла посвящённого хранителя под свою надёжную защиту.

— Что ты видел, abbé[4]? — почтительно спросил старца один из слепых спутников.

— Божье око, — ответил седовласый и опустился на колени, чтобы вознести молитву.

1

Чем ближе становились предрассветные сумерки, тем ожесточённее мамелюки обстреливали стены Аккона. Град снарядов из метательных машин обрушивался на участок внешней крепостной стены по обе стороны башни Святого Антуана.