Однако на совещании, происходившем в полдень, до Гитлера дошла информация, что части Штейнера не продвинулись ни на шаг. Более того, советские войска прорвали северную часть периметра обороны вокруг германской столицы и продолжали наступление. Гитлер взорвался. Раньше его обманывали только армейские генералы, а теперь это стали делать и высшие чины СС. Его негодование было еще более сильным, чем во время последнего совещания с Гудерианом. После того как фюрер выпустил из себя все эмоции, он рухнул в кресло. Впервые Гитлер открыто, при всех, сказал, что война проиграна. Кейтель, Йодль, Кребс и Бургдорф были шокированы этим признанием. Далее Гитлер продолжил, что, поскольку он слишком слаб и не может принять смерть в бою, то застрелит себя сам, дабы не попасть в руки противника. Окружающие военачальники постарались убедить фюрера вылететь, пока не поздно, в Берхтесгаден, но тот уже принял окончательное решение. Гитлер приказал Кейтелю, Йодлю и Борману отправляться на юг Германии, но те отказались. Фюрер отметил, что любой, кто еще хочет улететь, может это сделать, но сам он останется в Берлине до конца. Гитлер также распорядился, чтобы о таком его решении было сделано официальное заявление.
Вскоре в рейхсканцелярию прибыл Геббельс, который также имел намерение убедить Гитлера покинуть Берлин. Но перед ним стояла практически непосильная задача, поскольку он сам уже решил, что останется в столице Германии. Некоторое время министр пропаганды разговаривал с Гитлером в отдельной комнате, стараясь успокоить последнего. Выйдя из комнаты, Геббельс объявил всем присутствующим, что в бункер должна прибыть его семья. Он и его жена Магда приняли решение убить себя и всех своих шестерых детей, о чем оповещен фюрер.
Затем появился сам Гитлер. Все присутствовавшие были удивлены его убийственным спокойствием. В этот момент Йодль предложил фюреру произвести перегруппировку 12-й армии Венка - вывести ее с Западного фронта на Эльбе и направить на помощь осажденному Берлину. Гитлер согласился. "Фельдмаршалу Кейтелю, - записал Йодль, - приказано координировать совместные действия 12-й и 9-й армий, которые должны были прорвать кольцо окружения"{660}. Кейтель хотел уже уходить, но на некоторое время его попросили задержаться. Фюрер распорядился, чтобы фельдмаршала снабдили в дорогу бутербродами, шоколадом и бутылкой коньяка. Лишь после этого Кейтель отправился в штаб 12-й армии Венка, а Йодль - в штаб ОКВ, расположенный на новой базе в Крампнице, к северу от Потсдама.
Споры среди историков о психическом состоянии Гитлера в то время, о его возможном сумасшествии, видимо, никогда не прекратятся. Но полковник де Мезьер, видевший фюрера вечером 22 апреля, а ранее присутствовавший на ряде оперативных совещаний в рейхсканцелярии, был убежден, что "умственное помешательство Гитлера основывалось на гипертрофированном отождествлении самого себя со своей нацией"{661}. Этот момент во многом объясняет, почему фюрер, в частности, считал, что вместе с ним в Берлине должны погибнуть и все его жители. Однако Гитлер не сожалел об этих потерях. Крушение созданной им империи могло сопровождаться только гибелью всего немецкого народа, который в час катастрофы должен был унести с собой в могилу как можно больше своих врагов. Мысль об этом, видимо, доставляла фюреру реальное наслаждение. "Потери никогда не могут быть слишком большими, - отмечал он еще в 1942 году во время разговора с фельдмаршалом Рейхенау (последний докладывал о тяжелом положении в эсэсовском соединении "Лейбштандарт Адольф Гитлер"), - Они являются семенами будущей славы"{662}.
Мероприятия по эвакуации в Берхтесгаден (операция "Зераглио") ускорялись всеми возможными мерами. Была создана специальная команда. Адмирал фон Путкамер, адъютант Гитлера по военно-морскому флоту, получил задание уничтожить все официальные бумаги фюрера, находящиеся в Бергхофе. Юлиус Шауб, личный адъютант Гитлера, который ранее занимался оформлением документов в рейхсканцелярии, должен был сжечь всю его частную корреспонденцию. Двоих из четырех секретарш фюрера уже отослали на юг. Доктор Морель, который, по-видимому, трясся от страха, договорился, чтобы он также был принят в эту команду. С собой он захватил портфель, набитый записями о медицинском освидетельствовании Гитлера.