Во второй половине дня, истощив запасы своего гнева, Гитлер отправился в комнату Евы Браун{667}. Он распорядился позвать сюда также двух своих секретарш, Герду Кристиан и Траудл Юнге, своего австрийского диетолога Констанцию Манзиали и секретаршу Бормана Эльзу Крюгер. Гитлер сказал женщинам, что они должны срочно покинуть Берлин и выехать в Бергхоф вместе с остальным персоналом. В ответ на это Ева Браун улыбнулась и подошла к своему возлюбленному. "Вы прекрасно знаете, что я никогда не покину вас, - сказала она. - Я останусь с вами до конца". Гитлер приблизился к ней и публично поцеловал прямо в губы. Этот поступок удивил всех, кто хорошо знал фюрера. Траудл Юнге и Герда Кристиан сказали, что они также останутся здесь. Гитлер посмотрел на них с любовью в глазах. "Если бы хоть один из моих генералов был таким же храбрым, как вы..." - заметил он. После этого Гитлер раздал женщинам в качестве прощального подарка таблетки цианида.
Видимо, сразу после этого Ева Браун написала последнее письмо своей лучшей подруге, Герте Остермайер. Послание должны были отправить по адресу вместе со всеми ее ювелирными украшениями. В письме Ева давала указания, каким образом следует распорядиться драгоценностями. В основном она хотела, чтобы они помогли друзьям "удержаться на плаву", когда настанут тяжелые времена. "Извини меня, если я пишу немного сбивчиво, - продолжала Ева, - но сейчас я окружена шестью детьми Геббельса], и они не думают успокаиваться. Что еще я должна сказать тебе? Я не могу понять, как мы дошли до этого, но после всего происшедшего более невозможно верить в Бога"{668}.
Глава девятнадцатая.
Город под обстрелом
23 апреля пражское радио, находящееся пока под германским контролем, сообщило, что решение фюрера остаться в столице "третьего рейха" означает начало "битвы, которая определит судьбу всей Европы"{669}. Тем же утром газета 3-й ударной армии вышла под заголовком: "Родина радуется! Мы на улицах Берлина!" События последних лет произвели странную метаморфозу: национал-социализм приобрел международную окраску, тогда как интернациональный коммунизм - сделался очень патриотическим.
Однако жителей Берлина теперь мало волновали идеологические особенности. Под непрекращающимся артиллерийским обстрелом у них был лишь один интерес - выжить. Самое худшее еще только начиналось. Генерал Казаков подтянул к восточным окраинам города - на линию, ведущую к Силезскому вокзалу, - тяжелые 600-миллиметровые осадные орудия, двигающиеся на специальных широких гусеницах{670}. Каждый снаряд такого орудия весил полтонны.
Кроме бомбоубежищ, расположенных под тремя башнями для зенитных орудий, самым большим укрытием в Берлине являлся бункер возле Ангальтского вокзала. Это массивное железобетонное сооружение имело три нижних яруса и два этажа над поверхностью земли. Толщина его стен достигала четырех с половиной метров. Внутри граждане могли пользоваться деревянными столами и табуретками. Им также должны были предоставлять паек, состоящий из консервированных сардин. Однако, как правило, с едой и обогревом случались постоянные перебои. Одним из главных достоинств бункера у Ангальтского вокзала была его прямая связь с тоннелем метрополитена, хотя сами поезда метро уже не ходили. Люди имели возможность пройти отсюда пять километров пешком до самого вокзала Нордбанхоф, ни разу не подвергнув свою жизнь опасности.
Условия пребывания в бункере стали теперь поистине ужасными, поскольку здесь размещались не менее чем двенадцать тысяч человек на площади в три тысячи шестьсот квадратных метров. Три такой давке люди не имели никакой возможности добраться до уборной, даже если она и была открытой. Одна женщина рассказывала о том, как ей пришлось целых шесть дней провести на одном и том же месте. Для немцев, привыкших к гигиене, это было тяжелым испытанием, однако теперь, когда городские коммуникации оказались повреждены, главной проблемой для них стал дефицит питьевой воды. Рядом со станцией еще работала одна колонка, и молодые женщины, часто подвергая себя смертельному риску, брали ведра и перебегали улицу, чтобы набрать воды. Многие из них погибли, поскольку станция являлась одной из главных целей для советской артиллерии. Но те, кому удавалось вернуться обратно живыми, получали огромную благодарность от больных и ослабших горожан, которые нуждались в глотке чистой влаги. Иногда люди, которые не отваживались совершить такой опасный рейд к колонке, обменивали воду на съестные припасы.