Изюминка улыбнулась и встала. Все встали. Она была достаточно человеком, чтобы наслаждаться моментом: победа, власть, любовь и уважение. Жизнь, о которой она даже не мечтала. Она вспомнила всех своих мучителей. Злых ублюдков и обычных ублюдков. Свои ощущения. Она посмотрела на Жизель и поняла, что у той на уме.
— Ну и хрен с ним. Иди. Но ты нужна мне здесь, и, по правде говоря, мне кажется, что тебе не надо встречаться с ним лично.
Все вышли из ее шатра, а отец Давид остался.
— М-м-месть уродлива.
— Ну, святой отец, мы же не мальчики из церковного хора.
— М-м-мальчики из хора н-не так уж н-н-невинны, капитан.
— Слушайте, святой отец. Вы знаете, чем мы заняты, и принимаете у меня исповедь. Для кого-то это месть, например для Жизель. А для меня — работа. Когда они доберутся до патриарха, одной задачей станет меньше. — Она налила обоим вина. — А Габриэлю вы такое говорите?
— Каждый раз.
Она кивнула, глядя на тихую суету ночного лагеря за откинутым пологом шатра.
— Когда-то люди причинили мне много зла, — сказала она, сделав долгий глоток. — Калли помог мне с ними расправиться.
— И что, стало лучше? — спросил отец Давид, не заикаясь. — Или это п-п-просто история, которую т-т-ты себе рассказываешь?
— А разве вся религия — это не такая история? Бросьте, святой отец. Да, мне стало гораздо лучше. И ни один из этих ублюдков никогда больше не трахнет девушку, ну или парня.
Отец Давид пил вино. Изюминка смотрела на него.
— Как выиграть войну, не проливая кровь?
— П-п-понятия не имею, — ответил отец Давид с ноткой горечи, которую Изюминка не слышала раньше. — Иногда я чувствую себя чертовым придворным шутом, — он глубоко вздохнул, допил вино и встал, — но у всех д-д-действий есть последствия, госпожа моя. И убийство н-н-невинных…
— Патриарх? — спросила она.
— Конечно. Люди рядом с п-п-п…
Он сделал паузу и отвернулся.
— Патриархом? Пехотинцы из Фиренции?
— Честно говоря, госпожа моя, я п-п-пришел не затем, чтобы обсуждать п-п-праведность наших м-м-методов. Г-г-герцогиня сама не своя, но К-к-кронмир сказал кое-что перед смертью.
Отец Давид снова замолчал. Изюминка успела задуматься, к кому обращаются священники, лишившиеся веры. Отец Давид плохо выглядел.
— Он с-с-сказал, — отец Давид посмотрел ей в глаза, — что воля не Н-н-некромант.
Изюминка вспомнила свою беседу с червем, побывавшим в Кронмире.
— Ага. Я допросила червя Кронмира.
— Вы же знаете, что я собираюсь сказать, что даже одайн — творение Господне, — без запинки выговорил отец Давид.
— Конечно. Он ведь тараканов и комаров тоже создал. — Изюминка посмотрела на священника, как будто говоря, что ее вера дает ему определенные права, но он опасно близок к их пределам.
— Я просто передаю то, что сказал К-к-кронмир. Он держался перед смертью… очень см-м-мело.
При свечах трудно было разглядеть выражение его лица.
— Я думаю, он знал, что говорил, — сказала она, — слава святому Михаилу.
Она позвала нового пажа:
— Алиса! Мне нужно изменить донесение.
Она рассказала обо всем: о смерти Кронмира, его последних словах и до странности наивном гневе пленных одайн.
Которые горько жаловались на вероломство кого-то, кого величали Огненным.
Глава 4
Многослойные щиты Габриэля были подняты и сдерживали большинство чудовищных вспышек энергии. Несмотря на потери, он расслабился и принялся бросать заранее заготовленные контратаки в своего оппонента, пока
Еще один невероятный удар силы врезался в щиты, и они снова выдержали.
У него было время подумать о том, что сказал Мортирмир о развитии сил. Он уже бежал и только оборонялся в эфире. Но он остался цел.
Он наклонился, и Ариосто послушно повернулся. Внизу виднелся лес, а в лесу — гиганты. Их было несколько сотен. Он не осознавал их размера, пока не увидел одного у дерева.
Умброты.
Целое стадо.
Они были объединены. Он видел, как все стадо черпает силу из эфира — это походило на одновременный вздох четырех с лишним сотен немертвых зверей.
Распределенный разум. Одайн. Мятежные одайн, если Кронмир был прав.
Он знал заклинание, которое использовал Мортирмир, чтобы освободить немертвых в Арле, но его не было под рукой, оно не висело, готовое сорваться с места, на запястье Пруденции или ее шее. Оно потребовало бы времени и терпения, которых тоже не было.
И он пошел на совершенно ненужный риск.
Губы под шлемом непроизвольно дернулись, Ариосто закричал, развернулся на месте и стремительно, как всякий огромный хищник, напал. Его крылья распростерлись над одним из умбротов, и тварь тридцати ладоней в высоту, сорока футов в длину, с ногами, похожими на столбы, и огромными клыками, изогнутыми как ятаганы мамлюков, встала на задние лапы и потянулась к небу.