Падение Эбнера Джойса

«Возрождение» вышло в свет спустя неделю после романа «Честь Дамы» и имело некоторый успех среди усидчивых читателей, тех, кого не отпугивали проблемные произведения. Надо сказать, что Медора собственноручно подвергла цензуре наименее благодушные страницы и тем самым наперед обезоружила наиболее недоброжелательных критиков. Однако «Возрождение» никого уже не занимало; мысли Медоры были сосредоточены на новой, большой книге, не похожей на прежние, которую задумал Эбнер. Дело в том, что он начал постигать город. Некоторыми своими мрачными и суровыми чертами город представлял не меньший интерес, чем деревня, и Эбнеру стал доступен невнятный рокот его неисчислимых бед и страданий. Книга «В дыму литейной» будет смелой пробой сил в новой области. В ней развернется картина современного строящегося города: напряженные усилия миллионов, не имеющих прошлого, возвышение могущественных групп и влияние новых факторов, дерзкая ломка традиций и попрание условностей, невиданная борьба за новые идеалы и цели, прокладывание новых путей, грандиозное столкновение пока еще не определимых и не вполне сложившихся общественных сил... Этот труд объяснит то, что до сих пор оставалось неясным, и оправдает многое из того, что казалось заслуживающим порицания. Книга определит место пенсов и уайлендов в жизни и смысл их существования. Глубина понимания будет идти рука об руку со снисходительностью, и кто знает, не придет ли Эбнер к приятию идеалов, чуждых ему прежде, и людей, их воплощающих.

Увлеченный новой идеей, Эбнер испытывал еще большее презренье к Бонду, считая, что ни его новые интересы, ни его легкий успех не заслуживают внимания.

— Я знаю, что́ вы обо мне думаете, — беспечно бросил Бонд, — но не вы ли виноваты в том, что мои последние вещи так измельчали?

— Я?

— Вы, именно вы. В трудный момент, когда я нуждался в поддержке, вы обдали меня холодной водой. Вот любуйтесь, до чего я дошел.

Эбнер был одним из лучших украшений праздничного вечера. Он непринужденно и легко болтал с дамами, с которыми только что познакомился, и выказал немалую способность к шутливой и вполне учтивой пикировке с их мужьями. Он сохранял чувство собственного достоинства — естественный дар одного из родителей, — но научился держаться без прежней запальчивости и заносчивой самовлюбленности. А добродушная веселость — черта, унаследованная им от отца, но скрытая до поры, — проявилась теперь неожиданно ярко. Все сошлись во мнении, что Эбнер интересный человек; кое-кто нашел его даже очаровательным. Он понравился тем, кому не нравился прежде, и вдвойне пленил тех, кому нравился всегда. Глаза Медоры сияли радостью и гордостью.

Клайти сидела между Пенсом и Уайлендом. На лице Уайленда застыло то особое, жесткое выражение, которое приходит вместе с успехом — успехом, достигнутым известными средствами.

— Ну как ваши ученики из пригорода? — спросил он соседку. Клайти пожала плечами.

— У меня теперь другие интересы. Кроме того, мое стремление помочь беднякам было понято превратно и совсем не оценено.

Она вызывающе посмотрела на Эбнера.

Уайленд тоже посмотрел на него и пожал плечами.

— Я понимаю. И я мог бы стать идеалистом, если бы некая рука не отбросила меня, вместо того чтобы повести меня кверху.

— Увы! — вздохнула Клайти. В ее глазах прежний Эбнер был несравненно значительнее теперешнего. — Если бы не тот жестокий человек, и я и Эдриен, конечно, продолжали бы заниматься серьезными делами.

Эбнер сидел подле Юдокси Пенс, великолепной, цветущей, блестящей. Никогда в жизни она не была так бесконечно далека от серьезных, глубоких, филантропических, альтруистических и иных дел.

— Конечно, — говорила она, качая головой с милой, наигранной меланхолией, — я слишком понадеялась на себя. Я не понимала, что мои слабые руки не в силах распутать нити человеческих судеб.

Юдокси беседовала с литератором и потому добросовестно украшала свою речь литературными выражениями. Пусть она год ждала такой минуты, но выражения звучали прекрасно: время не отняло у них красоту.

— Да, еще совсем недавно я посвящала всю себя Высшим Стремлениям; но теперь мой муж расширяет свои дела и нуждается в моей заботе. Мой долг идти рядом с ним и находить удовлетворение в скромных обязанностях жены.

Она опустила голову, с видимым удовольствием и гордостью мирясь с поражением.

Да, Эбнер разрушил храм; колонны пали, одна за другой. Но Самсон разделил судьбу своих жертв: он лежал среди груды обломков, раздавленный, но вполне довольный собой. Он был ослеплен своим блестящим успехом, своей близостью к преуспевающим. Великолепие и роскошь плутократов околдовали его, и он со сладостным трепетом видел себя за столом, среди богатых, он был с ними именно потому, что они были богаты, влиятельны и преуспевали в мире. Да, Эбнер пошел на компромисс с обществом. Он принял чужую веру. Дети Мамоны приняли его. Эбнер, могучий талант, стал теперь похож на всех остальных. Перед ним разверзлась бездна — он пал.

Маленький О’Грейди против «Грандстоуна» Перевод А. Горского

I