Грайндстоунский национальный банк, после десяти лет процветания в каком-то жалком арендуемом помещении, решил построить собственное здание и предстать перед миром во всем блеске. Настало время, когда такое почтенное заведение уже не могло ютиться в нескольких комнатушках большого дома по соседству со всякими фирмами и компаниями. Престиж «Грайндстоуна» не мог не страдать от того, что банк имел общий вход с пароходной компанией и фирмой по страхованию от огня, что, над ним, на верхних этажах, разместилась целая банда мелких ростовщиков с сомнительной репутацией, что под ним, в нижнем этаже, обосновались салоны по чистке обуви, а весь дом, как днище морского судна облеплено ракушками, был облеплен ларьками, где продавались земляные орехи и бананы. Обстановка решительно требовала перемен.
— Пора кончать с этим, — провозгласил Эндрю Хилл, решительно вскинув эспаньолку и звонко щелкнув вставной челюстью. — Мы должны блеснуть, нам нужна реклама.
Хилл был президентом «Грайндстоуна» и его крупнейшим акционером. Ему внимали мистер Макналти, мистер Розенберг, мистер Гиббонс, мистер Холбрук и остальные директора, и в конце концов все, за исключением мистера Розенберга, согласились, что наступило время, когда «Грайндстоун» должен возвести собственное здание для безраздельного пользования. Мистер Розенберг предложил выделить помещение для сдачи внаем, но его идею отвергли.
Они отыскали достаточно разумного молодого человека, который по-своему знал Париж и Вену и мог отлично толковать о виде спереди и виде в перспективе. Этот ловкий человек созвал Эндрю Хилла, Саймона Розенберга, Джеремию Макналти и всех остальных членов этой маленькой, весьма нерешительной компании и очень вежливо, не считаясь, однако, с шумными протестами и попытками увильнуть, стал легонько, шаг за шагом, подталкивать их по крутому склону сомнений к вершине, где высился его сверкающий Идеал.
Каждый совершал восхождение в соответствии со своими привычками и характером. Эндрю чувствовал себя немного растерянным, но бодрился; Джеремия в сомнении покачивал головой, но тем не менее переступал ногами; Саймон ворчал, что все предприятие означает почти полное разорение. И только Роско Орландо Гиббонс, немало побродивший по белу свету и оценивший проекты молодого архитектора на основании того, что́ ему довелось видеть на других континентах, не ударил лицом в грязь и одним прыжком взлетел на самую высокую башню сказочного замка. Он поднялся там на цыпочки и стал звать остальных. Его уверенная поза и ободряющие жесты, несомненно, сыграли свою роль: его попутчики хотя и с трудом, но все же кое-как вскарабкались на вершину. Даже старик Оливер Доуд, который однажды был членом законодательного собрания штата и получил прозвище сторожевого пса казначейства за то, что возражал против любых расходов на любые цели, — и тот в конце концов пошел в ногу со всеми. Он высказался «за» последним, но все же высказался, и вскоре в двух кварталах от старого здания стало расти новое.
По сравнению с другими храмами золотого тельца в городе новое здание «Грайндстоуна» должно было стать самым великолепным, самым внушительным и безусловно самым монументальным. Молодой архитектор, величественной небрежностью отказавшись от всякой экономии пространства, времени и материалов, спроектировал грандиозный фасад с длинной колоннадой из полированного голубого гранита, фронтон с пышными украшениями и широкую мраморную лестницу. Интерьер здания предполагалось выдержать в том же сугубо классическом стиле, как и фасад. Предусматривалось создать внутренний дворик, покрытый огромным стеклянным куполом, покоящимся на колоннах, и повсюду — люнеты, надсводные сооружения, фризы и все прочее, что должно было открыть перед художниками неограниченные возможности при отделке помещения.