Другие дамы оказались не менее щедры на похвалу. Джерд почувствовал, что наконец-то он нашел свое призвание. Отныне он и вправду двинется вперед и ввысь.
Мужчины были более сдержанны: они пока что в нем не разобрались. Во всяком случае, никто открыто не назвал его дураком — в этом уже было известное одобрение. И они были правы, что проявили снисходительность; это выяснилось, когда в марте месяце отец Джерда после пятидесяти лет прозябания на убыточной ферме отправился внезапно в лучший мир, оставив дела в довольно расстроенном состоянии. Сельское хозяйство не было его призванием, как, возможно, и ничьим. Ему никак не удавалось заставить ферму приносить доход, и он скончался, с видимым удовольствием перевалив груду забот на чужие плечи.
Дележ наследства показал, что Джерд не из тех, кого можно провести. Было немало загребущих рук по соседству и хитроумных голов в самой семье, но Джерд умел постоять за себя. Выбить его из седла оказалось не так-то просто. Когда было можно — он улещал, когда было нужно — пускал в ход угрозы. «Э, да он вовсе не дурак, — сказал кузен Джехиел, прибывший из Бэйнсвилла в надежде оттягать некую сноповязалку и жнейку. — Пожалуй, у него-то дело пойдет на лад, хоть у старика это и не получалось».
Примерно в это время Джерд, отчасти для развлечения, подписался на журнал по искусству. Журнал приходил раз в месяц, и, читая его, Джерд сделал ошеломляющие открытия. Он выбрал день, отправился в Чикаго и истратил целых одиннадцать долларов на то, чтобы убедиться в правильности того, о чем он прочитал в журнале.
— Ну, скажу я тебе, Мелисса, — рассказывал он, вернувшись в Хэйсвилл, дочери окружного прокурора, — уж насмотрелся я чудес. Этакая уйма народу ломилась туда только затем, чтобы поглядеть на ручейки, маисовые поля и мешки с картофелем.
— Еще бы, — ответила Мелисса, — ничего удивительного. Разве ты не читал в своем журнале, что Запад — надежда американского искусства, и лучшее, что можно сделать, это изображать привычные картины повседневной жизни. Это сейчас страшно модно, и ты не должен упускать случая.
— И там была такая книга, — продолжал Джерд, — она висела рядом со столиком, за которым сидела девушка, следившая за порядком. Я заметил, что люди листают ее. «Дай, думаю, и я посмотрю». Умри, не угадаешь, что я там увидел! Номер 137 — двести пятьдесят долларов. Номер 294 — шестьсот семьдесят пять долларов. Я отыскал этот сто тридцать седьмой номер и, что бы ты думала? Размер два фута на восемнадцать дюймов, не больше — и всего лишь речка, стог сена и две-три коровы. Номер 294 был чуть побольше, но и там ничего не было, кроме маисового поля, — понимаешь, самое обыкновенное маисовое поле, и вдали какие-то холмики и несколько тучек. И к картине приколота бумажка, а на ней написано «Продано». Каково?
— Ничего удивительного, — ответила Мелисса, — если ты хочешь получить деньги, ты должен взять их у тех, у кого они есть, а к этим людям надо пойти, сами они денег не принесут.
— И там была еще одна картина; в книге написано, что это натюрморт — яблоки, початки маиса, пучок сельдерея или что-то в этом роде и спелая тыква. Не такая, правда, как мои, но все-таки тыква. Вся картина примерно с квадратный фут — сто двадцать долларов. Ну, что ты на это скажешь?
— Скажу, что, значит, тыква тоже имеет будущее.
— Я спросил у той девушки: «Кто писал все эти картины?» А она и говорит: «Здесь вторая ежегодная выставка художников Запада».
— Вот видишь! — воскликнула Мелисса. — Художников Запада!
— «И все они продаются?» — спрашиваю. «Само собой», — говорит. «А публике нравятся?» — спрашиваю. «Посмотрите сами», — отвечает она мне. Я и посмотрел: люди идут вдоль стен, наступают друг другу на пятки и прямо-таки обнюхивают каждую картину по очереди. В других комнатах тоже были картины, — женщины, стоящие в облаках, и голые ребятишки с крылышками, но на них никто и глядеть не хотел. Вот так-то, Мелисса Крэб, можешь мне поверить, что все эти люди были когда-то такими же деревенскими жителями, как мы с тобой. Ведь все эти горожане, кто раньше, кто позже, пришли из деревни, и они истосковались по деревенским видам, деревенским запахам. А кроме того, они жители Запада, им нужны западные пейзажи, написанные художниками Запада. Человека, который сумеет сделать это, ждет слава, да и денежки тоже. Кажется, я наконец додумался, как получить доход со своей старой фермы.
Во время своей поездки в город Джерд не ограничился посещением выставки западных художников. Он побеседовал с некоторыми торговцами, навестил двух-трех мастеров, изготовляющих рамы для картин, и принял к сведению, что «живопись» занимает видное место в конторах и вестибюлях больших отелей.
— Верно тебе говорю, — заявил он, — на живопись теперь спрос повсюду. Заходишь в шикарный отель, и что сразу бросается тебе в глаза? Картина-пейзаж. Иные футов по десять — двенадцать в длину. Ну это-то не беда, я могу какую угодно сделать; пожалуй, я бы и раму сам смастерил.