Падение Элизабет Франкенштейн

Виктор был странным. Но сравнить его я могла только с маленькими дикарями моей опекунши. Виктор никогда меня не бил, никогда не воровал мою еду, никогда не удерживал мою голову в озере, пока перед глазами не начинали кружить звезды. Он пристально, осторожно наблюдал за мной, словно изучая мою реакцию на все вокруг. Но я была осторожнее него и никогда не показывала ничего, кроме любви и восхищения.

Только прожив в доме у озера несколько спокойных недель, я наконец поняла, почему в обращенных к нему взглядах отца и матери иногда появлялся страх.

Я собиралась у себя в комнате и как раз надевала туфли, когда услышала пронзительные крики.

Первым моим порывом было спрятаться. В шкафу было местечко – на вид слишком тесное для человека, но я знала, что помещусь: некоторое время назад я на всякий случай это проверила. Кроме того, окно было открыто, и я могла выпрыгнуть, спуститься по шпалере и в считаные секунды спрятаться среди деревьев.

Но я знала, что люди, которые живут в красивых домах, так не поступают. И если я хотела остаться, то возвращаться к прежним привычкам было нельзя.

Я тихонько выбралась из комнаты, прошла по коридору и на цыпочках спустилась вниз по лестнице. Теперь я поняла, что это голос Виктора, хоть он и был искажен злобой так, как я еще не слышала. Голос доносился из библиотеки – комнаты, куда мне входить запрещалось.

Немного потоптавшись снаружи, я толкнула дверь.

Виктор стоял спиной ко мне в центре комнаты, по которой как будто прошелся ураган. Пол был завален порванными книгами. Виктор тяжело дышал, а его узкие плечи дрожали от крика, который можно было ожидать скорее от животного, чем от человека. В руке он сжимал нож для бумаг.

В дальнем конце комнаты жались к стене его родители с перекошенными от страха лицами.

Я все еще могла уйти.

Но судья Франкенштейн посмотрел на меня. Он никогда на меня не смотрел. В тот день в его глазах была отчаянная мольба. И тяжкий груз ожидания.

Инстинкты взяли верх. Мне приходилось освобождать зверей, попавших в капканы. Происходящее чем-то напоминало этот опыт. Тихонько напевая без слов, я медленно приблизилась к Виктору. Я протянула руку и осторожно погладила его по затылку; теперь я напевала полузабытую колыбельную. Он застыл, и его тяжелое дыхание замерло в груди, постепенно успокаиваясь. Не переставая поглаживать его по затылку, я обошла его так, что мы оказались лицом к лицу. Я посмотрела ему в глаза – распахнутые глаза с расширенными зрачками.

– Привет, – сказала я. И улыбнулась.