– Уже отрубить ему голову! – повторил Марий. – Вот для чего я здесь, чтобы убить меня за трапезой. Это мне тоже предсказали. Я ведь знал, поэтому подошел в храме к тебе и поцеловал руку. Все, как и должно было быть. А я ведь вначале попытался изменить это предсказание. Наивный, надеялся обмануть судьбу. Я первым делом подошел к префекту Рима Сабину и предложил ему спастись… я предложил помочь ему спрятаться у меня… но он отказался, сказал, что Вителлий не покинет храм, пока не найдет его и он не будет рисковать больше ничьими жизнями… хотел, чтобы я спас его супругу, но и она отказалась его покидать… тогда он попросил меня спасти Домициана. Я ушел от него и напоролся на тебя… и спас кровавого тирана, который ввергнет в хаос всю нашу империю… утопит в крови Рим… но, кто я такой, чтобы противиться богам? Это ведь кара за храм Юпитера, за разврат женщин с женщинами и мужчин с мужчинами… за растление детей и секс с животными… Рим должен очиститься, и поверь мне… после такого коварного лгуна, трусливой плачущей девочки, ничтожества, неуверенного в себе деспота с кучей комплексов, которого просто недолюбили в детстве, наступит эра мира, справедливости и спокойствия.
Император молча встал и пошел в угол триклинии, где, прислонившись к стене стоял лук, а рядом лежали стрелы.
– Ты же почему моего имени не хотел узнать? – не успокаивался страж храма. – Чтобы убить меня и больше никогда не вспоминать. А еще предлагал мне защиту, жить здесь, и обеспечить всем, чем только можно. Как же ты жалок, второй Нерон.
– Знаешь, в чем ты ошибся? – спросил император, вставляя стрелу в лук и натягивая тетиву.
– В чем же? – спросил невозмутимый Марий.
– Я тебя решил убить не из-за тех слов, которые ты мне сказал в ту ночь. В конце концов это можно было простить, ведь ты спас меня.
– О, ты уже опять начал говорить о себе в единственном числе!? Начинаешь исправляться, видимо.
– Я решил тебя убить потому, что ты всем все про меня рассказываешь. Мне не нужны свидетели тех событий. Император должен быть чист как весталка. А моя роль, в данном случае, должна предстать как основа для рассказа о собственном героизме.
– Плохое сравнение, «Нерон» Домициан. Большая часть весталок далеко не девственницы.
– Все, довольно! – Император выстрелил из лука, и стрела угодила прямо в левый глаз Мария. Тот кувыркнулся через голову и, упав на мраморный пол, залил все кровью. – Жаль. – высказался Цезарь, спокойно кладя на место лук. – Мы так хотели ему сделать сюрприз. А он уже знал. Единственное, что он ценное сказал, это тот оракул, по имени Асклетарион. Корнелий! – обратился он. – Найди нам его во чтобы то не стало живым. Он многое знает, а это очень плохо.
– Как прикажешь, повелитель.
– Ну, а остальные свободны! Благодарю за прекрасный вечер! – произнес император и спешно покинул триклиний.
Глава VIII
Домициан заперся в своих покоях и начал вылавливать мух. Собираясь мыслями и все обдумывая, он, между делом, отрывал им крылья, а затем протыкал их. Домиция же всю ночь провела рядом с сыном, не отходя от него ни на минуту.
Утром император решил проведать сына и узнать, как его самочувствие.
– Уже лучше, повелитель! – вызвался отвечать за всех эскулап. – Пусть спит еще. Сон – это ведь здоровье.
– Это радует. – ответил Цезарь и обратился к супруге: – Собирайся, любимая, мы едем в театр.
– Я не спала всю ночь, позволь мне остаться и отдохнуть.
– Нет, дорогая, ты должна ехать с нами, иначе что о нас подумают? Что мы разведены?
Театр Помпея находился на Марсовом поле, что на Квиринале. Этот самый первый каменный театр, нишами напоминал амфитеатр Флавиев, вмещал 40 тысяч зрителей и имел три яруса, оформленных снаружи, соответственно, в дорическом, ионическом и коринфском ордерах. Особенностью являлась надстройка с храмом над амфитеатром. Диаметр зрительного зала составлял 3,5 локтей[52]
. Зрительские места и интерьер театра были украшены мрамором. Как и греческие театры, он шел полукругом и находился под открытым небом.Именно к нему принесли паланкин императора. Преторианцы оттеснили граждан на площади перед театром, давая возможность спокойно пройти Цезарю и его супруге внутрь. Домиция взяла под руку Домициана и они гордо прошли кулуарами театра в сопровождении свиты из почти ста человек. Впереди же продвигался префект преторианцев и тщательно оглядывался по сторонам, чтобы упредить любую опасность, если таковая появится.
– Корнелий! – обратился император.
– Да, повелитель?
– Ты все устроил?
– Конечно, господин.
– Нам не из-за чего волноваться?
– Обижаешь, Цезарь!
– Тогда мы можем расслабиться.
Они оказались в императорской ложе и сели на подушки на мраморных кафедрах. На пульпиту[53]
вышел устроитель игр: