Падение Флавиев

Каррука двигалась по ночному Риму в сторону Палатинского холма. Как ни странно, но именно ночью в столице мира кипела жизнь. Огромный поток каррук, извозчиков и целых обозов, процессией вьючных животных, буквально заполонили все улицы грохотом своих колес, топотом и вонью, заставляя содрогаться окрестные инсулы и домусы, а Тибр отвечал крикам носильщиков эхом. Естественно, что этот нескончаемый поток и гул, который его сопровождает, обрекает римлян на бессонницу. Как можно было заснуть в своей кубикуле в инсуле, когда проезд каррук через уличные повороты, ругательства погонщиков, которые не двигаются с места, лишили бы сна даже императора. В этот период массовой застройки и реконструкций, в целях безопасности от пожаров, когда на небе не было луны, улицы погружаются в глубочайшую тьму. Не было никаких масляных фонарей, факелов или свечей на стенах, никаких ламп, подвешенных к дверным косякам, кроме тех исключительных иллюминаций, внезапно, если кто-то отмечал праздник. В обычное же время ночь падает на Рим, как тень некой опасности – смутной, коварной и грозной. Каждый гражданин направляется к себе домой и там затворяется, укрепляясь наглухо. Все лавки вымирают, за створками дверей пропускают охранные цепи, ставни в кубикулах также запирают, а цветочные горшки убирают с окон, которые они украшали. Патриции, если им приходится выйти из виллы, чтобы осветить и защитить свое передвижение, берут в провожатые рабов с факелами. Другие не слишком-то надеются на ночные обходы (sebaciaria), предпринимаемые, несущими большие свечи, отрядами городской когорты, слишком большого района, чтобы одновременно можно было наблюдать за ним целиком. Упрек в небрежности навлечет на себя всякий, кто отправляется ужинать, не составив прежде завещания и, в случае убийства, обязывающие префекта стражей преследовать убийц (sicarii), взломщиков (effractores), грабителей всякого рода (raptores), изобилующих в Вечном городе, чтобы согласиться, что на его погруженных во тьму улиц, возвращающемуся с обеда «следовало опасаться множества бед». Впрочем, все выглядело не столь трагично, хотя ночной прохожий рисковал подвергнуть себя смерти или, по крайней мере, заражению «всякий раз, как над ним отворялись окна, за которыми еще не спали». Довольно частым явлением был и тот факт, когда на пирах засиживались допоздна и, выйдя на ночные улицы, за отсутствием факелов сбивались с пути, так что в этом лабиринте улиц без указателей, без номеров и света, им удавалось отыскать свое жилище лишь с рассветом.

Достигнув цели, каррука остановилась прямо возле главных врат дворца Августа, которые ярко освящали огромные факелы. Буквально тут же возле нее появились стражники, оголяя мечи.

– Если тебе жить не надоело, езжай дальше, кто бы ты ни был! – грозно выговорил охранник. – Здесь останавливаться нельзя. Это дворец императора Римской Империи!

– А я сенатор Римской Империи, Гней Юний Сервий! – и он спрыгнул с карруки. – И тебе стоит разбудить императора немедля, так как по его приказу я раскрыл заговор и должен срочно отчитаться. – Стражники переглянулись. – Чего вы стоите? Быстрее.

– Я не хочу будить императора! – сказал один охранник.

– Как и я. – ответил другой.

– Да вас к его покоям преторианцы не пустят. Разбудите управляющего дворцом Парфения, хотя бы. Он же его спальник. Я ему сам все объясню.

– Это можно. Стой здесь.

Один из стражников скрылся на территории дворца, а Гней стал расхаживать взад и вперед, наслаждаясь пением светлячков и абсолютно темным небом, без луны и звезд. Кое-где завыла собака, тем самым спровоцировав остальных и, вскоре, это больше напоминало уже вой волков. Спустя время появился заспанный Парфений.

– Я сенатор Гней Сервий! По приказу императора раскрыл заговор и принес доказательства. Это очень и очень срочно.

– Сенатор, ты уверен в своем решении? – спросил Парфений. – Если я разбужу повелителя среди ночи и окажется, что это ложная тревога, то…

– Не беспокойся за меня…

– А я не за тебя беспокоюсь, а за себя, ведь меня накажут тоже.

– Это очень серьезное дело.

– Хорошо, идем.

– Я не сам. Со мной подарок. – и он свистнул двоим путникам.

Те вытащили из карруки длинный большой ковер и вдвоем понесли.

– Что это? – спросил Парфений.

– Дар императору.

– Преторианцы сейчас вас тщательно обыщут!

– Конечно, но сразу говорю, у меня с собой серебряный кинжал и это тоже дар повелителю.

– Хорошо, но тебе придется отдать его мне, на время. Никакого оружия в присутствии императора не должно быть.

– Разумеется.

После того, как преторианцы тщательно всех обыскали и проверили ковер, сквозь длинные коридоры дворца, в сопровождении охраны из двадцати человек, их провели прямо к тронному залу.

– Останьтесь здесь, я пошел будить императора и дай нам всем боги, чтобы он был в хорошем расположении духа. – грустно вздохнул Парфений и ушел.

Гней осмотрел охранявших их преторианцев, затем перевел взгляд на своих двоих путников, держащих ковер:

– Может опустите на пол? Тяжело же.

– Нет, мы привыкшие ко всем тяготам. – вновь ответил самый разговорчивый.