Воцарилось молчание. За ту неделю, что паломники провели вместе, поэт и Ламия раз пять чуть не подрались, а однажды она пригрозила его убить. Ламия пристально посмотрела на Силена.
— Ладно, — согласилась она. — Только сначала зайдем в Сфинкс — за рюкзаками и бутылками для воды.
Тени западной стены уже начали удлиняться, когда паломники двинулись в обратный путь, к воротам долины.
Глава семнадцатая
Двенадцатью часами раньше винтовая лестница привела полковника Федмана Кассада на верхний из уцелевших этажей Хрустального Монолита. Со всех сторон бушевало пламя. В дырах, пробитых гранатами и лазером Кассада, чернела тьма. Буря вдувала в них пыль, черно-алую, как засохшая кровь, которая забивалась в каждую щель. Кассад снова надел шлем.
В десяти шагах от него застыла в ожидании Монета.
В силовом скафандре, надетом на голое тело, она казалась облитой ртутью. Языки пламени отражались на груди и бедрах, плясали зайчиками во впадинках на горле и у пупка. Шея у нее была длинная, как у птицы, серебряное лицо сияло безупречной красотой, а в глазах трепетал, раздвоившись, высокий призрак — Федман Кассад.
Он вскинул свою десантную винтовку и щелкнул селектором, переключив ее в мультиогневой режим. Тело полковника, защищенное силовым панцирем, напряглось в ожидании атаки.
Монета повела рукой, и часть ртутного скафандра исчезла, открыв голову и шею. Кассад знал наизусть каждую черточку ее лица, каждую впадинку. Ее каштановые, коротко стриженные волосы были зачесаны налево. Глаза все те же — изумрудные, бездонные. Маленький рот с чуть оттопыренной нижней губой, который никак не решался раздвинуться в улыбке. Вопросительно изогнутые брови, маленькие уши, которые он так часто целовал, шепча ласковые слова. Нежная шея, к которой приникал щекой, чтобы услышать биение ее сердца.
Кассад прицелился.
— Кто ты? — спросила она таким знакомым ласковым и страстным голосом, все с тем же чуть заметным акцентом.
Кассад замер, держа палец на спусковом крючке. Десятки раз они любили друг друга, снова и снова встречаясь в его снах и в модельных сражениях — волшебной стране их любви. Но если она действительно движется навстречу времени...
— Я знаю, — спокойно произнесла она, словно и не замечая, что его палец уже нажимает на спусковой крючок. — Ты тот, кого обещал мне Повелитель Боли.
У Кассада перехватило дыхание. Сделав над собой усилие, он заговорил хриплым, срывающимся голосом:
— Ты меня не помнишь?
— Нет. — Склонив голову набок, она лукаво посмотрела на него. — Но Повелитель Боли обещал мне воина. Нам было суждено встретиться.
— Мы уже встречались. Очень давно, — с трудом произнес Кассад. Винтовка автоматически наводилась на лицо. Она будет менять длину волны и частоту лазерных импульсов каждую микросекунду, пока не пробьет защиту скафандра. Плюс к этому весь ее ассортимент: пули, электронные пучки, гранаты, теплочувствительные дротики...
— Я не могу помнить твоего «очень давно», — сказала она. — Мы движемся в общем потоке времени, но в противоположные стороны. Как меня зовут в моем будущем и твоем прошлом?
— Монета, — выдохнул Кассад, приказывая закаменевшей руке нажать на спуск.
Она с улыбкой кивнула.
— Монета. Дитя Памяти. Какая жестокая ирония!
Кассад вспомнил ее предательство в песках над мертвым Градом Поэтов. Либо она сама превратилась тогда в Шрайка в его объятиях, либо позволила тому занять свое место. Акт любви вмиг обернулся мерзкой и страшной насмешкой.
Полковник Кассад нажал на спусковой крючок.
Монета прищурилась.
— Здесь это не действует. Эта вещь не работает внутри Хрустального Монолита. Почему ты хочешь убить меня?
Кассад взревел, отшвырнул бесполезное оружие в сторону, направил энергию в боевые перчатки и бросился вперед.
Монета не шелохнулась. Она стояла и смотрела, как он преодолевает эти десять шагов, — набычившись, не обращая внимания на стоны силового панциря, перестраивающего на ходу структуру своего поверхностного слоя, — а потом протянула руки ему навстречу.
Кассад с разбега врезался в Монету, сбил ее с ног, и оба покатились по полу. Кассад тянул руки в наливающихся силой перчатках к ее горлу, но Монета железной хваткой вцепилась в его запястья. Кассад попытался взять в союзницы силу тяжести и у самого края площадки ему удалось подмять Монету под себя — выпрямив руки в отвердевших перчатках, он сжал пальцы на ее шее. При этом его левая нога свесилась с края площадки — в шестидесятиметровую пропасть.
— Почему ты хочешь убить меня? — прошептала Монета и легко перевернула Кассада набок, сбросив этим движением их обоих с площадки.
Вскрикнув, Кассад мотнул головой, чтобы опустить забрало. Они неслись сквозь тьму, сплетясь телами в свирепом захвате. Руки Кассада, сжатые ее железными пальцами, начали неметь. Казалось, время замедлило свой бег. Они все падали, падали, и воздух мягко щекотал лицо Кассада, как медленно натягиваемое одеяло. Метров за десять до пола время вновь побежало с прежней скоростью. Кассад мысленно произнес кодовую фразу для превращения панциря в жесткий кокон, и тут же последовал сокрушительный удар.