Падение Иерусалима

Слышал он ночью что-нибудь? Старик неопределенно пожал плечами - может, и слышал. Вот и отлично, а что за шум-то был? - Инспектор спрашивал добродушно-грубовато, он всегда так разговаривал с подобными людьми.

Старик пробормотал, что в жизни ему не доводилось слышать такого жуткого крика. А закончился этот вопль рыданиями, добавил он. Вроде как визг сначала, а потом рыдания. Будто кто-то просил о чем-то. Вот в тот миг он и понял, что это мужчина, потому что сначала, когда он от крика проснулся, ему показалось, будто голос женский. Но эти мольбы... Мужчина был, это точно.

- По-арабски говорил?

- Да, по-арабски. Потом опять такой же вопль. И еще много раз.

- А другие голоса слышал?

- Нет.

- Так-таки и не слышал? А видел кого-нибудь?

- Что я мог видеть из своей комнаты?

Старик переминался с ноги на ногу, вид у него был не то недовольный, не то испуганный, а может - и то, и другое.

- Мы боялись нос высунуть, - сказала старуха. - Тут место такое, смотри в оба.

- Закрой рот, - прикрикнул на нее муж. - Тебя, что ли, спрашивают?

- Это был предсмертный крик, - продолжала старуха, не обращая на него внимания. - Я-то знаю, я ведь в шестьдесят первом была в Константине. Говорю вам - так перед смертью только кричат. - И она принялась качать головой.

- А что вы знаете об этом жильце - его Абу Афа звали...

- Ничего, ровным счетом, - ответил старик.

- Это его настоящее имя?

- Откуда мне знать?

- А долго он тут жил?

- Они приходят, уходят - как я могу знать? Мы сами по себе. В наше время лучше язык за зубами держать. Подонки... Они все тут без документов...

- Ты с ним разговаривал?

- Никогда в жизни.

- Сколько времени он тут жил?

- Не знаю - несколько дней, может, с неделю или меньше.

- Кто-нибудь его навещал?

- Ни разу не видел.

- А может, женщина? Бабу-то уж наверняка приводил, такой мужик - и чтобы один спал...

Старик помялся, утер каплю с носа ладонью.

- Подонок, - произнес он. - Жирный боров.

- Ночью, значит, ты никого не заметил - кто при - шел, кто ушел...

- Говорю я, мы у себя в комнате были. Спали.

- Но все же ты слышал, как мужчина что-то просил по-арабски, так ведь?

- Это было слышно. Слов не различишь, но точно, что по-арабски.

- Ты хоть какие-то слова разобрал?

- Вроде он Аллаха призывал. Или просто кричал "нет" - долго так ла-а-а, ла-а-а... Между нами стена вот эта...

- А ты? - обратился полицейский к старухе.

- Она вообще ничего не слышала. Голову под подушку спрятала, когда это началось. Да и вообще она глухая. Не обращайте вы на нее внимания.

Он что-то грубо приказал ей по-арабски.

Та шмыгнула носом, но не смолчала:

- Как человек может такое выдержать? - вымолвила она, тряся головой. Я слышала ва-хьяятак... ва-хьяятак - прошу вас, прошу вас...

Инспектор уголовного розыска обернулся к сержанту:

- Время казенное только тратим. Может, другого кого поискать?

- Другие скажут, что и криков-то не слышали. Оглохли, мол, на время.

- Ясно. Как всегда, - со вздохом согласился инспектор, которому смерть как неохота было продолжать допрос: он терпеть не мог всех этих североафриканцев, корсиканцев, выходцев с Ближнего Востока, - словом, всех кто родом из мест южнее Марселя. Это из-за них, считал он, в Париже существует преступность. Работник он был добросовестный, но его тянуло к спокойной жизни, серьезность сержанта казалась ему помехой.

- Сдается мне, это обычное выяснение отношений, у арабов это принято, сказал он, поглядывая на старика и старуху, заерзавших под его недовольным взглядом.

- Да нет, подумайте только, как его терзали! - возразил сержант. Стало быть, он их сам разозлил. Кофе, может, не предложил - вот они и озверели...

Шутка вышла мрачная. Инспектор снова поморщился, уставившись на стариков. Это разве люди? Звери настоящие - что они друг с другом выделывают, а?

- У нас документы в порядке, - заспешил старик. - Мы имеем все права. Двадцать два года тут живем. И ни разу никаких неприятностей с полицией.

- Ладно, ладно...

- Нас не будут в это дело вмешивать?

- Не беспокойся, дед, не будут.

- Ты слышала, что сказал этот господин? Ступай, проводи их.

- Мы считаем, что данным убийством должно заняться ваше управление, начальник уголовного розыска, сидя в кабинете у Альфреда Баума, тщательно подбирал слова. - Убитый - подданный Ирака, паспорт выдан в Багдаде. В иммиграционной карте указал ложный адрес.

Папку, в которой лежали три листка бумаги с весьма скупыми данными и с полдюжины сделанных на месте происшествия фотографий, следовало тут же вручить Бауму, но полицейский с этим не спешил, побаиваясь решительного отказа. Вместо этого он извлек из кармана пачку "голуаз маис" и, не предложив хозяину кабинета, закурил сам - не такой он был человек, чтобы соблюдать все эти никчемные условности, даже если ему что-то нужно было от собеседника, - и, подобно огнедышащему дракону, выпустил из ноздрей плотное облако дыма: