Падение Иерусалима

   — На то есть несколько причин. Прежде всего, ты подруга моего приятеля, часто о тебе говорившего, хотя я и боюсь, что он погиб. Во-вторых, ты была так больна и беспомощна, когда я тебя спас среди всего этого побоища, с тех пор ты со мной почти не разлучаешься; в-третьих, — я не хотел бы говорить на эту тему, но всё же скажу, — у меня была дочь, рано умершая; останься она жива, она была бы твоей одногодкой. У вас с ней похожие глаза; по-моему, я назвал достаточно причин.

А теперь начинай рассказывать... Нет, погоди. Сперва я поведаю тебе всё, что знаю. Марк по прозвищу Счастливчик, которого, к сожалению, покинуло счастье, очень тебя любил — как и все мы. В Риме он часто говорил со мной о тебе, мы с ним приятельствовали, хотя он и занимает более высокое, чем я, положение; через меня он и послал тебе письмо, которое я передал тебе здесь, в этом саду, ожерелье, что ты носишь на шее, и, если память мне не изменяет, и перстень. Ещё тогда я хорошо тебя запомнил, и, когда увидел на Никаноровых воротах, хоть ты и была похожа на обгорелую головешку, я всё равно тебя узнал. Это я отнёс тебя к цезарю, который объявил тебя своей рабыней и велел мне доставить тебя в Рим. А теперь объясни мне, как ты очутилась на воротах?

Он терпеливо выслушал рассказ Мириам обо всём с ней происшедшем. Когда она кончила рассказ, он встал, прихрамывая, обошёл стол и, наклонившись, торжественно поцеловал её в лоб.

   — Клянусь богами римлян, греков, христиан, евреев и варваров, у тебя благородное сердце, — сказал он, — и этот поцелуй — дань моего уважения. Ничего удивительного, что этот щенок Марк получил прозвище Счастливчик: он попал в плен живым, а это у нас, римлян, карается смертной казнью, и, надо же так случиться, — тут появилась ты и спасла его, пожертвовав своей свободой. Да, своей свободой, клянусь Венерой! Но что дальше, благородная изменница?

   — Этот вопрос я вынуждена обратить к вам, Галл. Что дальше? Марк, — вы не должны говорить о нём плохо: в том, что он оказался в плену, нет его вины, он сражался, как настоящий герой, — исчез...

   — Боюсь, что он на том берегу Стикса. Это для него самое лучшее, ибо попасть в плен живым для римлянина несмываемый позор!

   — А я надеюсь, что он жив. Ради меня моя служанка Нехушта и ессеи, среди которых я жила, спасут его любой ценой, даже ценой собственной жизни. Если Марк не умер от раны, он должен быть жив.

   — И ты хотела бы получить какие-нибудь весточки о нём или от него?

   — Конечно, Галл. Но что ждёт меня по прибытии в Рим?

   — Пока не вернётся Тит, ты будешь в полной безопасности. Ты примешь участие в его триумфальном шествии, после чего, если он не переменит своего решения, — а это маловероятно, ибо он гордится тем, что не пересматривает своих повелений, даже если они приняты впопыхах, — ты будешь выставлена на Форуме и продана в рабство тому, кто предложит самую высокую цену.

   — Продана в рабство тому, кто предложит самую высокую цену? — вполголоса повторила Мириам. — Какая ужасная участь! Будь ваша дочь жива, вы, вероятно, не хотели бы для неё подобного.

   — Не говори об этом, не говори, — пробормотал Галл себе в бороду, — будем надеяться, что всё как-нибудь уладится.

   — Я хотела бы, чтобы Марк знал о том, что мне предстоит участвовать в триумфальном шествии, а затем меня выставят на Форуме и продадут с торгов.

   — Ты хотела бы, чтобы Марк знал обо всём этом? Но, во имя богов, как его известить, если он всё ещё жив? Послушай, завтра вечером мы отплываем. Что я должен сделать?

   — Пошли к Марку гонца с письмом от меня.

   — Гонца? Откуда же мне его взять? Конечно, я мог бы послать солдата, но ведь Марк, скорее всего, у ессеев; если они вылечат его, то оставят у себя в заложниках. К тому же, по твоим собственным словам, ессеи живут в какой-то гиеньей норе, в иерусалимских катакомбах, если, конечно, их там давно уже не обнаружили и не убили. Как же сможет гонец отыскать это тайное убежище?

   — Отыскать его он вряд ли сумеет, — ответила Мириам, — но в городе у меня есть друзья, среди них может отыскаться человек, который мне поможет. Вы же знаете, что я христианка, выросшая среди ессеев; приверженцы и той и другой веры подвергаются преследованию, но свои тайны они хранят. Если я найду подходящего христианина или ессея, если Марк жив, он передаст ему моё послание.

Пораздумав, Галл сказал:

   — Если бы я, к слову, отправился в Тир и стал выспрашивать, кто из тирян христианин, а кто ессеи, мне бы ничего не удалось выяснить. С таким же успехом может подкликать к себе лягушку аист. Но вот старая рабыня, которая ухаживала за мной и тобой, женщина ловкая и хитрая, и если я пообещаю в случае успеха отпустить её на свободу, возможно, и найдёт Марка. Погоди, сейчас я её позову. — И он вышел из шатра.

Через несколько минут он возвратился вместе с рабыней.

   — Я всё ей растолковал, — сказал он Мириам. — Она женщина понятливая и смышлёная и сумеет убедить любого, что он может без всякого страха войти в наш лагерь, никто его тут не задержит. Скажи же ей, куда она должна пойти и кого отыскать.

Мириам объяснила женщине: