Его взору предстал цветок, выросший под укрытием листьев. От взмаха Ждодова крыла он качнулся и даже как будто затрепетал. Его тонкий стебелек не переломился, но отогнулся назад, как будто цветок смотрит на Ждода снизу вверх. Лица как такового у цветка не было, только круглая, как солнце, серединка, обрамленная на редкость правильными симметричными лепестками. Ниже от тонкого стебля отходили в стороны длинные зеленые листья, чем-то похожие на руки. Ждод узнал цветок, но вместе с тем был уверен, что он не этой Земли – ни сам Ждод, ни Весенний Родник, ни кто другой из членов Пантеона не создавал эту форму. Откуда-то Ждод знал, что цветок зовется Ромашкой и что это порождение мира, где он и другие души жили, пока не умерли. Там он ее видел, и там она что-то для него значила. И еще он знал наверняка, что в Ромашке заключена собственная душа; лепестки и серединка ее круглого личика были не какого-то постоянного цвета, а отзывались на его взгляд с переменчивостью модулированного хаоса, сиречь ауры.
– В тебе есть душа, – сказал Ждод, – и хотя ты явилась не ко времени, ибо сейчас осень, я не вижу причин изгонять тебя из моего Парадного Двора. Я оставлю тебя в покое и в должный срок посмотрю, сумеешь ли ты во что-нибудь себя превратить.
Затем он поднял из земли адамантовую стену, отделив эту часть двора, и сделал в ограде ворота, и запер их на случай, если какой-нибудь палконосец отважится зайти так далеко. Убедившись, что Ромашке ничто не угрожает, Ждод поднялся по ступеням Крыльца и вошел в дом. При этом стебелек нового цветка потянулся за ним, а личико обратилось в его сторону.
Твердыня когда-то была такой же просторной и пустой, как Дворец, но поскольку она стала мастерской Делатора, Искусницы и тех даровитых душ, что у них учились, сейчас ее заполняли красивые и хитроумные изделия. Другие части Твердыни были отведены Седобороду и его помощнице Пест, которые покрыли письменами множество страниц и разместили их на полках в специально отведенной комнате. Плутон перенял у них искусство изготовления бумаги и чернил и составил карты различных частей Земли; для карт имелось отдельное хранилище. С этими и другими улучшениями Твердыня стала Ждоду гораздо милее Дворца. Здесь не хватало лишь Весеннего Родника, ее рощи и сада. Ждоду отчасти хотелось остаться, но надо было готовить Пир, а сразу за двором его обители творилось что-то странное и неприятное. Он пошел в комнату, где ученики Седоборода и Пест выводили слова на бумаге, и велел им перебрать все прежние записи – поискать, нет ли там упоминаний ангелов, Грядущего, Ромашки или смерти, – и все, что узнают, сообщить на Пиру, до которого оставалось три дня. Еще он поручил им присматривать за Ромашкой во дворе и хорошенько ее поливать.
Отдав эти распоряжения, Ждод полетел сквозь бурю во Дворец. Там все было по-прежнему, подготовка к Пиру шла своим чередом. Из дальних частей Земли прибыли еще дикие души. Некоторые затаились в Лесу в облике зверей, некоторые смерчами висели над Столпом, иных было не отличить от груды камней или кучки земли. По большей части они не могли помогать тем, кто готовил Пир, так что просто смотрели.
Делатор придумал, как сколотить из дерева столы, а Искусница научилась плести стулья из гибких веток. Они обучили этому другие души, и те за несколько недель изготовили во множестве и то и другое. Готовые столы и стулья приносили в большой зал Дворца и примыкающую часть Сада. Почти сразу другие трудолюбивые души заполняли столы плодами Земли; сперва застилали дерево яркими красными листьями, затем ставили корзины с яблоками и другими плодами, что в последнее время появились в разных областях Земли. В холодных пещерах, устроенных Плутоном под Дворцом, хранились отвары душистых трав и соки, выжатые из ягод.
За день до Пира крылатые души Пантеона начали переносить из Твердыни тех, кто трудился там, но не умел летать. Они прибывали с красивыми вещицами, изготовленными в кузнях и мастерских Твердыни для украшения столов и радости гостей. И они, и другие новоприбывшие принимались накрывать столы вместе с остальными, чтобы завтра с утра пораньше начать Пир.