Эдда отложила нитки и начала скручивать карту. Она начала с восточного края, чтобы им не разворачивать всю шкуру, когда надо будет смотреть Осколье. Прим не знала, когда вновь увидит ее целиком, и с любопытством разглядывала те части, которые исчезали под скаткой. В целом куски, не пострадавшие от сырости и не тронутые Эддой – любимые памятные куски, – теперь казались видом через запотевшее стекло, которое Эдда протерла там, где прошлась своей иголкой. Однако область между Дворцом и Заплутаньем (тут оно называлось своим именем, поскольку карта была древняя) выделялась среди других тем, что была почти совсем пустой.
– Почему здесь на карте ничего нет? – спросила Прим.
Она уже догадывалась почему, но хотела услышать, как ответит Эдда.
– Некоторые вещи не поддаются изображению по самой своей природе.
Прим ничего в кораблях не смыслила, и «Бочонок» сперва показался ей красавцем. Теперь она понимала, что это нескладная, широкая грузовая барка, медленная в сравнении с большими парусниками, снующими по Первому разлому между Отщепом и Второэлом. На значительном протяжении разлом был, по сути, внутренним морем. Робст предпочитал держаться с подветренной стороны от осколов по его западному краю, так что саму Землю они видели лишь изредка, да и то через туманную дымку. Большие парусники резво скользили посередине разлома, где ветер был сильнее. Прим не раз замечала, как Лин и Мард, отвлекаясь от судовых обязанностей, с завистью смотрят, как они под всеми парусами обгоняют «Бочонок» так, словно он тащит по дну якорь.
С течением дней Прим все лучше различала другой берег, ибо здесь, как и обещала карта, разлом сужался.
Утром шестого дня, очень рано, гамак под ней закачался как-то непривычно. Прим догадалась, что их подхватило течение, и вышла на палубу взглянуть. Над горами на востоке – теперь они были совсем близко – занимался рассвет. Она перевела взгляд на западный берег и вместо привычных заросших кустами обрывов увидела каменные глыбы, выпирающие из бесплодной земли, отлого уходящей в море.
Итак, они достигли южной оконечности оскола, известного как Голая вырубка. В древности здешний лес свели элгородские дровосеки, но тогда тут оставались трава и кусты. Угрюмая местность, проступающая в первом свете зари, звалась мысом Руба. Здесь холм-великан встал, разворотив землю, и ушел прочь, а все к западу от реки откололось и начало смещаться к океану.
Сразу за мысом Руба лежал следующий разлом или, вернее, котел, где сходились несколько разломов. Там и брало начало течение, раскачавшее гамак Прим. Некогда это было слияние двух рек в нескольких лигах от Элгорода.
Здесь им предстояло сделать выбор. Можно было обогнуть мыс и, преодолевая течение и ветер, выйти в западное море. По пути они бы миновали знакомые края, где обитали родичи Марда и Лина. Затем пришлось бы огибать опасный мыс, о котором предупреждала Эдда. Робст хмурился при одном упоминании такого варианта. Если же двигаться дальше на юг, «Бочонок» пройдет основным рукавом между Второэлом и большим осколом под названием Туков удел.
Робст соглашался идти западным проходом, только если погода будет самая что ни на есть спокойная. На неопытный взгляд Прим, рассвет был тихим и ясным, но Робсту не понравился оттенок неба на востоке, а позже он объявил, что видит высокие волнистые облака, сулящие бурю днем. Итак, решение было принято. Они пройдут под сторожевыми башнями Второэла.
«Бочонок» вытащили на каменистый пляж у подножия мыса Руба и почти все утро наводили на судне уборку. Смысл уборки Робст объяснил довольно уклончиво, но Прим поняла, что второэлские автохтоны не одобряют некоторые грузы, которые могут оказаться у Робста в трюме, и некоторые порты, куда ему, возможно, случалось заходить. Посему следовало выбросить за борт любые улики. Это заняло довольно много времени, потому что на «Бочонке» было много тайников и только Робст знал, куда глядеть. Прим коротала время, разглядывая мыс Руба, и пыталась вообразить, где Каирн в конце Второй эпохи вышел из реки (тогда это была всего лишь река) и поднялся на вершину поговорить с холмом и с деревом.