Башен было пять, и стояли они так, чтобы с них просматривался Первый разлом и Становье на другом берегу. При всей своей огромности они казались маленькими по сравнению с тем, что высилось за ними. Многовековые деревья на склоне горы за Второэлом помнили еще Адама. Через лес серпантином вилась дорога. Однако вершину хребта венчало что-то белое и воздушное, словно нависший над городом пенный гребень волны. Прим решила бы, что это ледник, какие встречаются в горах Каллы, не знай она, что это на самом деле: Улей. Несметные ячейки, населенные душами, бесконечно не похожими на тех, что ходят на двух ногах и разговаривают между собой словами, песнями, взглядами и жестами.
Про Улей было известно очень мало, только что он окружает основание Столпа в середине Земли и тянется от него двумя языками Ульетракта – на восток к Кишемам и на запад по хребту над Второэлом. Здесь со временем Улей заполнил промежутки между огромными каменными святилищами и базиликами, которые ульдармы воздвигли во славу Эла. Получилось единое целое, тянущееся по хребту на лигу. Мало кто из жителей Второэла бывал в Святилище. Взобравшись по серпантину на хребет, они могли пройти в центральные ворота – за ними начиналась дорога на восток. Однако в Святилище допускали только немногих избранных.
– Я иду в Торавитранакс, – сказала Прим. Она отрабатывала фразу сотни раз, учась выговаривать слова с акцентом холодных осколов к северу от Каллы. Сейчас ей впервые случилось произнести это перед незнакомцем.
– А что тебе там надо? – спросил автохтон.
Прим и еще с десяток путников толклись перед северными воротами Второэла. Их оглядывали и расспрашивали несколько автохтонов, направлявшие скакунов к каждому, кто возбудил их любопытство.
Конь говорящего с ней автохтона тянул морду к ее суме, привлеченный, без сомнения, запахом яблок. Прим, стараясь не обращать внимание на коня, прикрыла ладонью глаза – солнце было у автохтона прямо за головой – и, как могла, посмотрела вопрошающему в глаза.
– Меня отправила на юг моя семья, учиться искусству письма у Пест, – сказала Прим. Автохтон должен был понять, что речь про академию, которую Пест основала века назад.
– Кто тебе сказал, что тебя возьмут? – спросил автохтон, оглядывая ее с ног до головы.
– Если не возьмут, я буду учиться у кого-нибудь из писцов попроще. Говорят, рядом с большой школой есть много маленьких.
– Почему твоей семье так важно письмо, что тебя отправили учиться в такую даль?
– У нас три корабля, и очень многое надо записывать.
Она по-прежнему не видела лица автохтона, поскольку смотрела против света, но, судя по всему, он пристально ее разглядывал.
– К узким воротам, – распорядился он и глянул на верхнюю галерею стены, убеждаясь, что дозорные услышали его слова.
Прим проследила взгляд автохтона и увидела ряд шлемов, натянутые тетивы, полные колчаны. Внизу было двое ворот – широкие, куда входила дорога и куда могли проехать даже самые большие упряжки и фургоны, и другие, куда могла пройти за раз только одна пешая душа. Широкие вели на главную набережную, узкие – на первый этаж здания за стеной. Как далеко тянется это здание и что там происходит, Прим знать не могла. Однако несколько лучников наклонились в ее сторону, и было ясно: если не подчиниться, далеко она не уйдет. Обернувшись через плечо, она поняла, что и назад хода нет – лучники пустят ей стрелы в спину. Да она и не собиралась поворачивать. Это значило бы отказаться от Подвига, даже к нему не приступив.
Прим вошла в небольшое помещение вроде прихожей и первый раз в жизни увидела перед собой ульдарма.