Падение, или Додж в Аду. Книга вторая

Она знала, что ульдарм не выпустит ее, пока жив. Будет ли она сама к тому времени жива? Кто из них утонет первым? Ей отчаянно захотелось, чтобы первым утонул он. Чтобы сейчас, пока у нее еще есть силы выплыть, он просто умер.

Рука, которой она отталкивала его лицо, ощущала теперь лишь воду. Лапища, сжимавшая ее талию, исчезла. Прим дернула ногами, на случай если ульдарм вновь попробует за нее ухватиться, однако там никого не было. Глянув вниз, она увидела лишь аморфный пузырек света – как будто едва различимое мерцание новоявленной души.

Прим уцепилась за трещину в стене, толкнулась, в несколько панических гребков вынырнула на поверхность и ухватилась за край набережной. В тот же миг Элошлем прижал ее руку коленом, давя всем весом. Прим заорала бы от боли, если бы не откашливала воду и не хватала ртом воздух. Она подняла другую руку. Элошлем поймал ее, выпрямился, вытянул Прим из воды и бросил на брусчатку, словно выловленную рыбину.

– Здесь! – крикнул он. – Прекратить поиски!

– Нет! – выговорила она. – Пеган! Веревка!

– Ты не слушала, что говорила тебе Истина! – произнес Элошлем тоном огорченного дядюшки. – Мы сохраняем на Земле равновесие, следя, чтобы оскольское порожденье не стало чересчур сплоченным, чересчур сильным. Пеган был чересчур хорошим королем. Мы не могли бы отпустить его на волю. Держать здесь пленником – не так плохо, но все же опасно. Его смерть – а тем более самоубийство – лучшее, чего я мог пожелать. Так что пусть остается на дне, раз сам это выбрал.

От этих слов Прим разобрала такая злость, что она перекатилась на живот, подобрала под себя руки и ноги и встала. Она шагнула к Элошлему, мечтая вцепиться ему в глотку, однако автохтон уже проник в ее мысли и вынудил остановиться, где стоит. Управлял ею, как лошадью.

– Тебя мы оставим в живых, – сказал он. – Юная ручная принцесса – то, что нам нужно. Будешь править Каллой из высокой башни.

Она понимала, что это в его силах. Ему даже не потребуется заковать ее в цепи. Автохтонам, когда те залезли тебе в голову, не нужны такие грубые меры. Пока Элошлем жив, Прим в его власти.

Она пожелала ему смерти.

Черный плащ грудой осел на мостовую. Меч, наполовину выпавший из ножен, лязгнул о камень. Элошлем исчез. С набережной и из головы Прим.

На стене вскрикнула Истина. В остальном стояла мертвая тишина. Потом ее разорвала сумятица голосов, по большей части на грубой ульдармской версии горожака. Все они хотели знать, где наместник Элошлем. Очень немногие заметили, как он перестал существовать. Другие видели только, что его нигде не видно, а оружие и одежда лежат на мостовой.

По всему выходило, что он разделся и бросился в воду спасать Пегана. Несколько ульдармов, которых он отправил вытаскивать Прим, только что вылезли. Теперь они снова прыгнули в воду. Вокруг царила полная неразбериха.

Мало того, что никто не понимал происходящего. Без разума Элошлема на верху командной цепочки не только ульдармы, но и автохтоны не знали, как поступить.

Прим, на которую перестали обращать внимание, сообразила, что ниже пояса на ней только мокрое исподнее, а выше – тонкий лиф платья, тоже насквозь вымокший. Длинный плащ Элошлема выглядел теплым и был совершенно бесхозным. Прим нагнулась, взяла его за воротник и завернулась. Из плаща выпали ножны с мечом. Пеган немного учил ее фехтованию. Прим решила, что меч лишним не будет, так что взяла его и надела перевязь через голову. Ножны висели низковато, но это было дело поправимое.

Впрочем, она и мгновения не думала, что Пеган, говоря ей обрести свободу, имел в виду «пробиваться с мечом в руках». Нет, он знал, что она не такая, как все. Всю жизнь он ей лгал, оберегая ее от страшного знания о себе самой.

Ульдарм, которому Элошлем бросил поводья, по-прежнему стоял, исполняя роль живой коновязи средь общей паники и суматохи. У него, по крайней мере, был четкий приказ: держать лошадь. Он заметил приближающуюся Прим. Край длинного плаща волочился за нее шлейфом, и мечущиеся ульдармы все время на него наступали. Тем не менее она сумела подойти к лошади и взялась за поводья выше того места, где их держал ульдарм.

– Отпусти, – приказала она.

– Господин Элошлем велел мне держать, – ответил ульдарм.

С опаской глядя на Прим, он переложил поводья в слабую левую руку, а правой взялся за рукоять длинного ножа за поясом.

В третий раз свою жизнь Прим пожелала кому-то смерти, и едва эта мысль возникла у нее в голове, как ульдарм перестал существовать. Она нагнулась за его ножом, который был сподручнее меча. Потом встала босой ногой в стремя и запрыгнула в седло. Никто этого не заметил, кроме Истины, смотревшей на все со стены.

– За ней! За ней! – завопила Истина, когда Прим взяла с места в карьер.

Ворота с набережной в город были открыты. Прим проехала в них, повернула к югу на главную улицу и пустила коня галопом. Сзади стучали по мостовой копыта, и она знала, что автохтоны ее преследуют.

По крайней мере, заплутать ей не грозило: улица была всего одна и вела прямиком к южным воротам. Через которые она думала пройти вчера, когда все было совсем иначе.