Падение империи

В ту ночь над Адрианополем бушевало ненастье. Казалось, природа решила разорвать небо над городом. Мурад лежал сильно встревоженный непогодой и никак не мог заснуть. В конце концов, это ему с трудом удалось. Во сне он увидел, как молния, ударившись о землю, разрезала её пополам, образовав страшную, глубокую впадину. Мощный водоворот, налетевший на Мурада, погнал его в эту земную расщелину. Султан падал туда с огромной скоростью, безвозвратно уходя в глубокие недра. Тут он в ужасе проснулся и сильно закричал. Постельничьи слуги, встревоженные столь ранним подъёмом хозяина, быстро вбежали и принялись его одевать. Как обычно, в самом конце процедуры они положили в его правый карман золотые монеты, а в левый серебряные. Обычно эти деньги султан в течение дня должен был раздать своим подданным, а оставшиеся в кармане монеты доставались тому постельничьему, который его раздевал на ночь.

Одевшись, Мурад, желая лично удостовериться в благополучии Ребекки, направился в женскую половину дворца. Раннее зимнее утро едва занялось солнечным светом. В длинном и холодном коридоре гарема было пустынно. Тут султан почувствовал, что правая нога онемела и не подчиняется его воле. Мурада всегда приводило в ярость чьё-либо неповиновение, а теперь его собственное тело шло супротив его желанию. Нога настолько ослабла, что уже не способна была его удержать. Сильная головная боль подобно молнии, увиденной во сне, вонзилась в его затылок. Султан прислонился к стене и, теряя сознание, со стоном упал без чувств. На шум от падения сбежались евнухи и унесли едва дышащее тело хозяина обратно в спальню.

Через некоторое время дворцовый эким в присутствии великого визиря и главного евнуха закрыл глаза уже мёртвому Мураду и поспешно удалился. Медицина тех времён была практически бессильна перед таким грозным недугом, как кровоизлияние в мозг.

Халал стоял в полной растерянности. Неожиданная смерть повелителя повергла его в замешательство. Все знали о его натянутых отношениях с наследником, и потому предполагалось, что Халал при новом султане должен будет покинуть свой высокий пост. Такие же смешанные чувства были в душе у главного евнуха Мустафы, ибо Мехмед имел право иметь свой собственным гарем со своими доверенными евнухами. Первым пришёл в себя Халал.

– Мы – пока единственные , кто знает о смерти Мурада, и надо воспользоваться этим.

– Что ты хочешь предпринять?– заинтересовался главный евнух.

– Наследник престола очень молод и без нашей поддержки не сможет вступить на престол.

Тем более что он не пользуется достаточным авторитетом среди янычар и их командиров.

– Тем не менее он тот наследник престола, которого выдвинул его покойный отец, – пропищал евнух, – это воля великого Мурада.

– Ты прав. Но скажи мне, в каком документе сказано об этом? Покойный Мурад не успел письменно зафиксировать своё желание, и потому любой другой его отпрыск вправе претендовать на престол.

– Да, но все знают, что Мурад прочил именно Мехмеда в наследники.

– А если перед смертью он изменил свою волю и назначил наследником совсем другого? – многозначительно произнёс Халал.

Главный евнух понимающе посмотрел на него и произнёс:

– Но при его смерти никто не присутствовал.

– Вот именно, что никто, – сказал Халал и добавил медленно, после некоторой паузы, – никто, кроме нас. Мы – единственные, кто увидел, как он отдал душу Аллаху, и только мы вправе провозгласить его последнюю волю. Кто посмеет сказать, что это не так? Никто.

– И какой же она, по-твоему, будет, эта последняя воля?

– Надо немедленно послать Мехмеду письмо от нашего имени о кончине его отца, где следует отметить, что перед смертью он указал нам его имя, и что именно нам поручено провозгласить его новым султаном. Этим мы с первого дня поставим молодого царевича в зависимость, и он тотчас поймёт, что без нашей поддержки ему не сесть на престол.

– А если он уже после своей коронации забудет про нас или ещё хуже – захочет избавиться от нашего присутствия?

– Не беспокойся. У меня и на этот случай припасено надёжное средство, – с уверенностью в голосе произнёс Халал.

Главный евнух с уважением посмотрел на великого визиря. Он даже не рискнул спросить, что же тот задумал на будущее, ибо твёрдо знал, что такого искушённого и проницательного политика, как Халал ещё не существовало в Османском государстве, и потому можно было полностью довериться его прозорливости.

Халал велел позвать дворцового ншанджи. Тот быстро явился с готовым пером и бумагой. Визирь вновь отметил наличие нарядного кафтана на чиновнике.

«Либо этот человек страшный щёголь, либо его отец- самый лучший портной в столице. А то откуда у него такая любовь к новым нарядам?» – подумал про себя Халал и произнёс уже в слух: – Как зовут тебя?

Ншанджи, имя которого никогда никого не интересовало, очень удивился этому вопросу. Обычно на него обращали не больше внимания, чем на перо и бумагу, с которыми он являлся.

– Меня зовут Аллаэтдин, мой господин, – ответил ншанджи с поклоном.

– Откуда ты родом? – не унимался Халал.