Падение империи

А между тем это были знатнейшие вельможи Византии и первые сановники Восточно-Римской империи, первые по служебному положению столько же, сколь и по выдающимся талантам.

Одного взгляда на их замечательные, характерные и оригинальные лица было достаточно для того, чтобы убедиться в их значении, не говоря уже о роскошных придворных костюмах, сверкающих золотом и драгоценностями, согласно обычаям того времени. И все же эти не молодые уже сановники оставались на коленях, склонившись головами до земли, пока негромкий, но благозвучный голос Юстиниана не приказал им подняться.

— Я приказал вам явиться, патриции, для того, чтобы выслушать ваше мнение о положении дел в Риме и Равенне. Поэтому я дозволил вам ознакомиться со всеми документами, касающимися этого вопроса. Вы читали письма дочери Теодорика, так же как и донесения римских патриотов, и имели три дня на размышление. Говорите же теперь. Разрешаю и приказываю вам свободно высказать ваше мнение, так же как и его обоснование. Ты, славный главнокомандующий наших армий, говори первым!

Тот, к которому обратился Юстиниан, сделал шаг вперед. Это был мужчина в полном расцвете сил и красоты, широкоплечий исполин, стройный, сильный и ловкий, каким подобает быть герою-военачальнику, кумиру своих подчиненных. Одет он был в тяжелые, сверкающие золотой насечкой латы. Тонкая сетка из золотой проволоки обтягивала его мускулистые руки, а на красивых, сильных ногах одеты были высокие пурпурные сандалии, переплетенные золотой лентой вплоть до обнаженных колен. Голова была не покрыта. Только темные кудри, с чуть заметной сединой на висках, свободно рассыпались по блестящим металлическим наплечникам. Большие, светлосерые глаза глядели весело и откровенно. Да и все лицо, красивое и энергичное, выражало беззаботную откровенность. Полные и румяные губы, не скрытые небольшой золотисто-русой окладистой бородой, улыбались весело, почти женской мягкой улыбкой. В общем, лицо этого воина производило, прежде всего и больше всего, впечатление бесхитростной и непоколебимой честности.

Это был знаменитый полководец Юстиниана. Народный герой и сказочный богатырь Велизарий.

— Возлюбленный государь, — произнес он звучным, грудным голосом, тем голосом, который слышался из конца в конец громадного поля сражения, воодушевляя «своих» и наполняя трепетом души «врагов», — ты знаешь, что у твоего вернейшего слуги, Велизария, всегда одно и то же мнение. Прикажи мне немедленно покорить царство готов италийских, и я исполню твое приказание точно так, как всегда исполнял твои желания. Для разгрома царства африканских вандалов мне понадобилось не более пятнадцати тысяч воинов. Дай мне тридцать тысяч, и я обязуюсь положить к твоим ногам корону Теодорика.

Довольная улыбка осветила лицо императора.

— Ты хорошо сказал, мой храбрый Велизарий. Я доволен тобой сегодня, как и всегда. Твои слова обрадовали и успокоили меня. Теперь за тобой очередь, великий ученый, неподкупный и непоколебимый блюститель закона и порядка. Скажи нам твое мнение об Италии, Трибониан, мой верный советник.

Знаменитый юрист, к которому обратился император, был немного ниже Велизария, но фигура его была гораздо менее могуча и эффектна, чем у славного военачальника. В бледном и умном лице Трибониана, с тонкими и правильными чертами, светились серьезные и глубокие глаза, чуждые пустому тщеславию и мелочной гордости. Выражение непоколебимой энергии придавало мужественность гладковыбритому красивому лицу. Таков был Трибониан, составитель юстиниановских «пандект», и поныне сохранивших значение для ученых юристов.

Спокойно и твердо заговорил он, глядя прямо в глаза Юстиниана своими умными, черными глазами:

— Не начинай войны с готами, император Юстиниан. Это было бы несправедливостью.

— Что-о? — протянул пораженный император. Несправедливостью называешь ты наше желание вернуть престолу провинции, считавшиеся исконной собственностью священной Римской империи?

— «Бывшей», государь! — Ты сам произнес это слово. Собственность утерянная перестает быть собственностью. Не забудь, что твой предшественник, император Зенон, собственноручным торжественным договором уступил Италию вождю германских готов, в случае, если он сумеет покорить славянского разбойника Одоакра, похитившего у Византии римские провинции. Теодорик исполнил условие и стал, следовательно, законным собственником покоренной его народом страны.

— Ты забываешь, что Теодорик должен был управлять Италией на правах наместника императора Зенона! — быстро возразил Юстиниан.

— Ты прав, государь, но… это не меняет существа вопроса, так как после того, как победитель Одоакра объявил себя независимым монархом, — чего надо было ожидать, так как Теодорик Великий не мог оставаться слугой Зенона… далеко не великого, — император даже и не подумал протестовать против нарушения договора. Мало того, много лет спустя, твой державный дядя, а затем даже и ты сам, великий государь, признали право Теодорика на корону Италии и подтвердили это признание торжественными клятвами на кресте и Евангелии.