Падение империи

— Каждый из этих героев-воинов был бы смертельной опасностью для государства… Победоносный полководец, в конце концов, всегда мечтает о троне. Но у меня два военачальника, и победы одного скрадывают подвиги другого. Если бы они объединились в искренней дружбе, то моя корона вряд ли удержалась бы на моей голове. Но… мы предвидим это и умеем управлять людьми. Велизарий и Нарзес ненавидят друг друга, и я надеюсь, что моя мудрая супруга умеет разжигать эту ненависть?

— Это нетрудная задача, возлюбленный государь! Эти два человека отталкивают друг друга совершенно естественно. Они словно огонь и вода, которые никогда не могут сдружиться. Для того же, чтобы их антипатия обострилась до явной вражды, мне достаточно передавать злые остроты нашего завистливого евнуха супруге и повелительнице Велизария — Антонине…

— А я не упускаю возможности «случайно» упомянуть о грубых выходках Велизария по адресу нашего калеки Нарзеса. Он самолюбив и злопамятен, как все горбуны, а потому… впрочем, оставим этих соперников. Я желал переговорить с тобой о более серьезных вещах, Феодора. Выслушав известия, привезенные Александром, я почти решился послать войска в Италию.

— Кого же ты предполагаешь назначить военачальником, государь?

— Конечно, Велизария, который обещает исполнить мое желание и покорить готов с пятнадцатитысячным войском, Нарзес же требует для этого тридцать тысяч человек.

— И ты веришь в то, что такого незначительного войска будет достаточно для покорения готов?

— Нет, но… самолюбие Велизария затронуто, и его честь и репутация зависят от исхода этой кампании. Поэтому он должен будет напрячь все свои силы и… все-таки не будет победителем…

— Неудача ему полезна, — спокойно заметила Феодора. — Его гордость приняла опасные размеры после успешного похода в Африку. Победитель вандалов считает себя уже не твоим покорным слугой, а чуть ли не равным своему императору.

— Тем не менее Велизарий проделает три четверти работы со своей армией. После этого я окажусь недовольным промедлением и отзову неумелого военачальника, а затем отправлюсь в поход сам с шестидесятитысячным войском и Нарзесом в моей свите. С ним я довершу завоевание, начатое Велизарием, и в свою очередь окажусь полководцем и победителем.

Императрица подняла прекрасные глаза на своего супруга с выражением искреннего восторга его дипломатическими талантами.

— Хорошо придумано, Юстиниан! Хитро и тонко придумано. Теперь я убеждена в успехе завоевания Италии! Ты будешь императором италийским.

Юстиниан задумался. Его некрасивое, но тонкое и умное лицо приняло серьезное, почти грустное выражение.

— Одно только еще заставляет меня колебаться, Феодора… В глубине души я сознаю, что Нарзес прав! Для государства было бы несомненно выгодней обуздать персов, чем покорить готов. Они нам не опасны. Персы же сильно беспокоят наши границы. Политическая мудрость предписывает глядеть вперед и предвидеть опасности… Нам же действительно грозит опасность не с запада, а с востока.

— Так что ж! — горячо заговорила императрица. — Не всякая угроза сбывается… Могут пройти целые века прежде, чем эта угроза станет действительной… Какое тебе дело до столь отдаленного будущего. Оставь своим преемникам решать задачи их времени. Ты не обязан расчищать путь для будущих монархов Византии, — пусть каждый из них в свое время выполняет свои обязанности так же добросовестно, как мой Юстиниан выполняет свои. После завоевания африканского царства вандалов тебе остается вернуть Западно-Римскую империю и объединить ее навеки с Восточной, создавая вновь всемирное могущество и значение великой Римской империи.

— А если мои преемники скажут: «Юстиниан не исполнил священной обязанности, возложенной на него Господом. Он забыл, что защита важнее нападения, и погубил империю своими победами».

Феодора высоко подняла свою прелестную, гордую головку.

— Этого никто не скажет, Юстиниан, потому что никто так не подумает. Человечество ослепляют победы и воинская слава, не забудь этого. И еще одно, государь, — сверкающие черные глаза Феодоры внезапно приняли серьезное выражение, и лицо ее точно просветлело глубокой, искренней и чистой убежденностью. — Не забудь, что ты не только император, но и человек. И подумай о своей душе…

Юстиниан остановился и пытливо взглянул на свою супругу.

— Говори, Феодора, — произнес он коротко. — Я хочу знать твои мысли.