Падение Калико

— Нечего сказать такого, чего ты еще не видел. Вспышка боли ударяет в основание моего горла, где нежный синяк отмечает свидетельство моей встречи с ним, и я вздрагиваю, проводя пальцем по красной полоске, оставшейся позади.

— Ты понимаешь, что он мог начисто оторвать тебе голову. Как одуванчик!

Я подозреваю, что единственная причина, по которой он этого не сделал, была связана с тем фактом, что я нарушила одно из многих правил, используя его имя.

— Он этого не сделал. Что является первым шагом в переплетении.

Я бросаю взгляд на Медузу и снова на доктора.

— Связывание? Что это?

— Каждая деталь твоей встречи с Чемпионом была угрозой. Еда, которую ты ему предложила. То, как ты пахла. Тот факт, что ты женщина. Он не доверяет никому, кроме своих кураторов и конечно, исследовательского персонала. Так они остаются послушными. Лояльными.

Ублюдки. Они бросили меня в клетку со львом, ожидая, что меня съедят заживо.

— Он убивает без зазрения совести или раскаяния, вот почему нам пришлось тебя немного модифицировать.

— Изменить меня? В течение четырех лет в Calico меня использовали как морскую свинку. Каждый день тыкали иглами. Осматривали врачи. Постоянно наблюдали. Постоянное наблюдение. Кормили определенной пищей отдельно от других субъектов в этом заведении. Отдельно от моей сестры Эвен, которая работает в акушерском отделении больницы, помогая ухаживать за детьми и принимать роды. Никто ни разу не потрудился объяснить мне, для чего нужны эти тесты, а если я и спрашивала, то только один раз. Той ночью я подверглась электротерапии, которая сделала меня неподвижным на два дня. Сейчас я немного колеблюсь, задавая вопрос, но у меня почти возникает ощущение, что доктор подталкивает меня к этому вопросу.

— Что ты со мной сделал?

— Ты помнишь, там, в комнате, когда он тебя обнюхал?

Я помню, и я была совершенно уверена, что он получал удовольствие от ужаса, пульсирующего в моих венах в тот момент.

— Да.

— Это обонятельная привязка. Ты носишь в себе часть его ДНК, поэтому то что пахнет знакомо, подходит для него. Он сплетает пальцы вместе, поднимая их в демонстрации.

— Это как два кусочка головоломки, идеально складывающиеся вместе. Ему очень приятно.

— Он не казался успокоенным.

— Ну, многие из них отвергают вязку. Они склонны к подозрительности. Они осторожны. Это что-то вроде животного инстинкта, который поддерживает в них жизнь.

Если это правда, то нет причин, по которым я должна быть жива. Как он сказал, все во мне было угрозой.

— Почему нам не разрешается использовать их имена? Это, несомненно не их настоящие имена, потому что никого в этом месте не называют по имени при рождении. Для большинства они не что иное, как число, включая меня.

Его губы сжимаются в тонкую линию, и он упирается ладонями в стол.

— Позволь мне показать тебе.

Отвернувшись от меня, он возится с экраном позади себя, на мгновение делая его черным, прежде чем появляется новое изображение. На этот раз в движении.

— Это было записано всего две недели назад. Кадмус — один из трех чемпионов, как и Валдис, который никогда не проигрывал ни одного боя.

— Драка?

— Мы подготавливаем их к мутациям. Неудачные испытания на людях, которые… скажем так, больше не люди. Они очень выносливые. Их трудно убить. Поэтому мы держим их в узде, что в свою очередь, со временем делает их довольно жестокими. Если мы в какой-то момент окажемся скомпрометированы, альфы — наша единственная надежда выжить против них.

Эти люди обучены бросаться на пути смертельно опасного хищника? Неудивительно, что они взбешены.

Я возвращаю свое внимание к экрану, где молодая женщина входит в комнату с чуть большей грацией, чем я неся поднос, полный еды. Она ставит поднос на пол и отступает, скрестив руки перед собой. Что-то в ней кажется мне смутно знакомым.

Секундой позже тени оживают, появляется крупная фигура и делает шаг к ней. Глубоко в моем животе скручивается тошнота, напоминая, почему он решил показать мне это видео. Чтобы показать мне, что происходит, когда мы произносим их имена. Влага собирается на моих ладонях, когда я потираю руки, лежащие на коленях, трепет в груди заставляет меня слишком хорошо осознавать, что я нервничаю из-за того, что должно произойти.

Самец приседает к полу, чтобы понюхать еду, затем вскакивает на ноги и подходит к ней. Как ее, без сомнения, проинструктировали, она не двигается, даже почти не вздрагивает, когда он кажется, чувствует ее запах. На данный момент ее встреча гораздо более спокойная, чем моя. Как только он, кажется удовлетворен, он снова отступает от нее в тень. Я бы почти поверила, что она гораздо меньше нервничала, если бы не дрожь ее рук и быстрое поднимание и опускание груди. Она оглядывается на дверь.

— Продолжай, — говорит Медуза, подталкивая ее вперед, как пастух, гонящий ее навстречу волку.

— Хей? Нервно перебирая пальцами, она подходит ближе к тени. — Я Нила.