Падение Келвина Уокера

— Это хорошо, сэр Годфри, что мы так скоро убедились в невозможности работать вместе. Советую вам запомнить этот день. Минуту назад я сказал, что вы человек с широким кругозором. Беру свои слова обратно. Не пройдет и месяца, как вы признаете собственную близорукость. Всего доброго!

Он плотно, стараясь не хлопнуть, что было бы признаком слабости, закрыл за собой дверь и за секретаршей прошел через комнату с глазеющими машинистками. И секретарша посматривала на него с любопытством, но, занятый своими мыслями, он этого не замечал. Для первого раза все сошло хорошо. Он говорил по существу и убедительно, уверенности не потерял и только допустил промашку с этими пятнами на одежде, а умнее было бы кончить так: «Какие вопросы вы хотели бы мне задать?» Урок на будущее. Радовала также скоротечность собеседования. Если все неудачные встречи будут завершаться так же стремительно, он сможет проворачивать их по десять-двенадцать в день. Он спустился в лифте, останавливавшемся почти на всех этажах, и, выйдя, постарался разминуться с двумя официального вида господами в темных костюмах, вильнув на выход через рощицу карликовых кипарисов, а потом и вовсе побежав, как ветер. На будущее он положил себе не раздражать людей заключительными репликами, бьющими на эффект, а не по цели.

Следующее собеседование прошло приятнее. Когда Келвин умолк, человек за столом от души расхохотался и сказал:

— Слушайте, вы наживете себе большие неприятности, если будете продолжать в этом роде. И, само собой, у вас нет ни малейшей надежды получить работу.

— Я предпочитаю думать, что мои шансы сто против одного. Отчаиваться я начну, когда мне откажут девяносто девять раз подряд.

— До свидания. Я огорчусь, если вас посадят за решетку.

Сдержанно улыбнувшись, Келвин поднялся со словами:

— В вас больше человеческого, чем у моего предыдущего собеседника, но шоры на вас такие же.

Остаток дня он провел в читальне, выуживая в прессе объявления о работе, и исписал в книжке семь страниц. Потом купил плитку шоколада и, жуя на ходу, направился в мастерскую.

Он вошел в квартиру уже в сумерках; раздевшись, аккуратно сложил одежду и залез в спальный мешок. Руки-ноги у него зудели от усталости, и неуемно гудело в голове от накатывавших впечатлений дня.

— Будь здесь Джил, — подумал он, — я бы выговорился и спокойно заснул. — Он вдруг так озлился на болтавшуюся где-то Джил, что о сне не могло быть и речи. Он встал, опустил монету в счетчик и включил свет. Общий кавардак и запущенность с такой силой ударили ему в глаза, что он закрылся руками, пугаясь за целость рассудка, надел старый костюм, закатал рукава, повязался фартуком и принялся за уборку. Пыль и мусор со всей комнаты он замел в камин, где и сжег все, что горело; собрал по комнате книги и расставил их на каминной полке, одежду повесил в шкаф, холсты сложил в угол, посуду и приборы составил в раковину; полезную мебель он выдвинул на обзор от двери, а художнические принадлежности и всякую бутафорию сдвинул к окну. Потом продуманно и без спешки расставил все, руководствуясь чувством симметрии. Диван, поставленный боком по одну сторону от камина, уравновесился вставшими вдоль стены рядком тремя стульями. Обеденный и спальный столы он оставил в центре комнаты, разгородив их ширмой. На прежнем месте остался только шезлонг. Разобравшись с обстановкой, он перемыл и вытер посуду и приборы и сгрудил их вокруг примуса на обеденном столе, после чего унялся и обозрел свои достижения. В комнате воцарился суровый больничный порядок, отчего Келвин окончательно почувствовал себя как дома. Вызвав в воображении благодарные лица Джил и Джека, он сказал вслух:

— Рассматривайте это как частичную оплату, как скромное вознаграждение за гостеприимство. Я делал это с радостью. Производить из хаоса порядок есть благороднейшее назначение человека. — Он взял старую наволочку и принялся дотошливо вытирать пыль.

Он еще убирался на большом столе, когда послышались приближающиеся выкрики и приглушенное бормотанье. Шум нарастал. Грохнув, распахнулась дверь. Бурно высказываясь, вошла Джил, за ней Джек, покрывавший ее голос лаем:

— Хватит! Хватит!

Оба смолкли, увидев преображенную комнату и Келвина, о котором успели забыть. Джил сразу прошла к дивану и села со словами:

— Для начала я не могу понять твоего притворства, будто она тебе не нравится. Если, по-твоему, ничего нет, то зачем перед ней притворяться, будто есть? Вот что интересно знать. Из любопытства.

Зажав руки между колен, она не мигая смотрела в стену перед собой. Джек откинулся к каминной полке и устремил на нее недобрый взгляд. Оказавшийся между ними Келвин бочком прошел к раковине.