Падение Келвина Уокера

— Нет. Вы хотите сделать ему больно, — он кивнул назад, — но он ничего не почувствует, потому что это ничего не значит, а я хочу, чтоб это кое-что значило. — Джил уронила лицо в ладони и разрыдалась. Келвин обнял ее за плечи и задумчиво, немного нараспев, заговорил: — Я не очень разбираюсь в любви, мне на нее не везло, но, сдается, это противоестественное чувство. Люди, которые только и могут нас утешить, причиняют нам боль. Не такой должна быть любовь. В жизни и без того хватает огорчений. Любовь должна наводить чистоту и порядок, а не запутывать и не ломать ничего, и ведь иногда она так и действует, правда? — Прильнув к нему, Джил громко всхлипывала. Его сердце бешено колотилось, и, прежде чем продолжить мысль, он сделал глубокий вдох. — Для большинства, — сказал он, — любовь кончается браком — свое гнездо, завтрак по-человечески, а не на кухне, современные обои, телевизор… но как-то это не по-ницшеански. «Живи опасно», — говорит Ницше. Когда любовь перестает быть опасной, не сбивает с толку и не требует для себя мужества, она превращается во что-то другое. Нет, вы правы, что любите его, а не меня. — Джил затихла, уткнувшись лицом ему в грудь. Он ласково потрепал ее по плечу и сказал: — Жить с Джеком — это опасное и прекрасное приключение. Завтра-послезавтра хозяйка может выставить вас на улицу. Куда вы денетесь? Вы сами не знаете, но у вас есть друзья, где-нибудь устроитесь. А где вы будете через год, с какой мебелью, в какой одежде? Опять вы ничего не знаете. Это со мной все можно разложить по полочкам. Мое будущее ясно, потому что мою жизнь определяет воля, а не чувства. Сейчас, наверное, из-за рубежа и из провинции много понаехало нашего брата, настырных пасынков, штурмующих командные высоты. А Джек настоящий отщепенец, бандит… аристократ. Меня даже Ницше не спасет от участи буржуа, респектабельного и скучного буржуа. — Джил передернула плечами. Он грустно сказал: — Пожалуйста, не плачьте.

Она с улыбкой села прямо и стала приводить в порядок волосы, говоря при этом:

— Вы в самом деле считаете, что это аристократично и опасно — писать никому не интересные картины, жить на родительские подачки и пособие для безработных, целовать при всех проститутку, а любовнице, которой это не понравилось, выворачивать руку? Вам не кажется, что это скорее ребячество и пошлость? И неужто вы считаете, что явиться в Лондон, не имея ни друзей, ни рекомендаций, в первый же вечер спустить все деньги, а потом пытаться нахрапом получить работу с пятитысячным жалованьем, — что это скучно и респектабельно?

Он серьезно посмотрел на нее и сказал:

— Не надо говорить мне такие вещи. Это прибавляет мне смелости.

— Ее вам и так хватает.

— Только не с вами.

Сзади подошел Джек и, облокотившись на спинку, сказал:

— Ну что, голуби, помирились? У меня предложение. Еще нет двенадцати, вечеринка у Майка только раскрутилась по-хорошему. Давайте вернемся все вместе.

Джил сказала Келвину:

— Пойдемте с нами?

— Нет. У меня завтра пять собеседований, мне нужен полноценный сон.

— Я тоже не пойду, — сказала Джил, — нет настроения.

Джек присел на спинку и, теребя мочку ее уха, мягко заговорил:

— Да брось ты, Джил. Если Келвин заляжет спать, чего хорошего киснуть у камина с книжкой, а если ты к нему приляжешь, он не выспится и по твоей милости упустит завтра шанс получить работу. Ты же сама любишь компанию, а я в этот раз буду умником. Обещаю.

Она повернулась к Келвину и почти просительно сказала:

— Вы точно не пойдете?

— Спасибо, предпочитаю не менять своих решений.

Джек ухмыльнулся и сказал:

— Поставил нас на место. Пошли, Джил, в темпе.

Он поднял ее на ноги. Она посмотрела на него и сказала:

— Ты думаешь, что можешь вертеть мною, как хочешь.

— Ага. Но это потому, что у нас одинаковые вкусы, хотя ты не всегда это признаешь.

— Не зарывайся. Вдруг я сделаю такое, что будет тебе совсем не по вкусу?

Джек ласково ущипнул ее за подбородок и сказал:

— Я не свяжу тебя по рукам и ногам, Джил.

С минуту они молча смотрели друг другу в глаза.

Келвин трубно высморкался, и Джек сказал:

— Пошли, Келвину пора баиньки.

— Спокойной ночи, Келвин, — сказала Джил.

— Спокойной ночи, — со светлой улыбкой сказал он. — Веселитесь.

Они ушли, хлопнув дверью. Ушла и улыбка с его лица. Он обвел глазами преображенную комнату. Джек лишь отчасти привел ее в порядок.

— Веселитесь, — пробормотал он, хотя Джека не было в его мыслях. Он снова начал прибираться в комнате, яростно шипя сквозь зубы: — Сука! Сука! Сука!

Неудача

Назавтра первые в списке собеседования заняли очень мало времени. Настороженное ожидание, с каким его встречали, в считанные секунды сменялось указанием на дверь. Но когда в 3.30 он явился в Комиссию городских преобразований в Уайтхолле и его провели к председателю, он сразу почувствовал что-то новое в воздухе.

Когда Келвин вошел, председатель, мистер Браун, писал и от этого занятия не отвлекся. Келвин сел напротив.

Через некоторое время Браун поднял изрытое морщинами лицо и сказал:

— Да?

Он был шотландец.