Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.

Она стала считывать с листа утвержденные на бюро обкома фамилии будущих ханабадских избранников в местные, районный и областной советы, сверяя их со списком там, на другом конце провода. Это был тот самый Ханабад, где я начинал свою публицистическую деятельность. Именно там организовывал я выступления женщины-депутата Верховного Совета. Шаганэ так отдалась делу, что, круто прогнув поясницу, положила на стул свое крупное, с натянутым чулком, колено. Что-то задрожало во мне. В длинном обкомовском коридоре было тихо. Я встал, неслышным шагом подошел и обнял ее. Она продолжала давать указания в трубку. Ничто не дрогнуло в ее голосе. Мои действия как бы не касались ее…

Она продолжала зачитывать фамилии, словно бы не интересуясь тем, что происходит с ней. В этом была какая-то особая острота ощущений. Ах, Шаганэ, невозможно это забыть!

— Нельзя же так, — сказала она мне потом строгим голосом, повесив трубку — Видишь, сколько тут работы!

Пятая глава

Сижу и ем шурпу. Никогда и нигде я не ел ничего вкуснее. Нет, это обычный суп, который едят во всех краях Ханабада: в горах и долинах, в предгорьях, оазисах и пустынях. И не лучшая эта шурпа: разве такую проливал я с ложки тогда, в колхозе, когда организовывал материалы по поводу досрочного завершения сева в Ханабаде. Плов там золотился горой, и сочное, янтарное мясо увенчивало вершину, источая тонкий, неповторимый аромат знаменитой ханабадской баранины.

Нет, мясо мой друг Шамухамед, заведующий отделом обкома, привез с собой, и на нем стоял проникающий в глубину до кости чернильный штемпель. В замороженных до белизны волокнах расплывалась несмываемая фиолетовая краска. Этой же краской метилось все в обкоме: столы, стулья, предметы пользования в туалетах, гардины на окнах. Тут содержалось первое нарушение вековой ханабадской традиции. Коренной ханабадец, не проникнувшийся веяниями современной ему цивилизации, ни за что не станет есть замороженное мясо. Вместо килограмма он лучше купит у известного ему мясника только двести граммов, но мясо это будет от зарезанного сегодня утром барана, по всем установленным законам из него будет выпущена кровь, и еще оно нигде не валялось, прежде чем попасть в плов или шурпу. С уважением к бывшему недавно живому существу оно было подвешено на особый крюк, обсушено чистым, естественным ветерком. Занимающийся мясом и всегда уважаемый в Ханабаде человек, так же как дед его и прадед, обязательно знает, в каком месте веет такой ветерок. Мясо, будучи недосоленным, может висеть там и неделю, и две, сохраняя свой свежий, первозданный вид. Они, ветерки, очень разные на земле. Впрочем, подлинный ханабадец, о котором речь, и из двухсот граммов мяса приготовит такой плов, что каждое зернышко риса одинаково пропитается чудным его запахом. Все насытятся, и каждому будет казаться, что мяса в плове было вполне достаточно.

Да, тут смещены акценты. Отец Шамухамеда, высокий сухощавый старик с орлиным носом и белыми молодыми руками, отворачивается, когда сын передает замороженное мясо во двор, кому-то из домашних. Здесь явно небогатый дом. Шамухамед, потерявший глаз на фронте, единственный человек в обкоме партии, который носит до сих пор короткую, зеленого цвета английскую шинель. В шурпе, которую мы едим, взбито лишь одно яйцо, масло хлопковое, темное. Оно неочищенное, и его продают на базаре дешевле государственного рабочие хлопкового комбината. А по незыблемым ханабадским законам масло не следует покупать ни на базаре, ни в магазине, пусть оно там даже очищено до полной прозрачности. Один раз в полгода за ним следует ехать в некий отдаленный район, где сохранившийся мастер-устад давит его прессом в колоде из тутовника, и масло — чаще всего кунжутное, не касается при этом железа. Также и сахар почитающий чистоту человек не станет брать в виде песка или пиленый. В разных концах великой ханабадской равнины еще сохранились два или три заводика, выпускающих сахар головками. Он необыкновенной плотности, и когда колют его на мелкие кусочки, синее пламя выбивается из-под пальцев…

Почему же мне кажется такой вкусной эта шурпа, магазинные медовые пряники из грубой муки, зеленый чай С придержанными для гостей прошлогодними конфетами из вареного с мукой сахара? Но я уже знаю, что это от присутствия в этом доме великой древней честности, которая не является продуктом чьих-то умозрительных идей, а составляет саму плоть и душу, передаваясь через бесчисленное количество поколений. Зеленая армейская шинель на друге моем Шамухамеде, заведующем школьным отделом обкома партии, и эта небогатая шурпа в его доме — только видимая часть уходящего в глубины истории процесса. Никакое самое изощренное зло не в состоянии разыскать и облучить своим мертвящим присутствием его корни…