Падение Левиафана

Слоги собственного имени стали мантрой, а потом медленно-медленно из мантры выросло что-то большее. Она вспомнила про лекарства, вернулась в спальню за упаковкой и всухую проглотила еще две таблетки. Они встали комом в пищеводе. Ну и ладно.

Она разыскала ручной терминал, просканировала упаковку. Остались всего две дозы. На запрос о пополнении система выдала ошибку. Она ввела мастер-ключ службы безопасности, затребовала заново и заодно уж удвоила прописанную дозировку. Если и повредит, эта проблема не попадет даже в первую десятку.

Она посмотрела на часы – середина второй смены, – но не сумела вспомнить, когда заснула. То ли поднялась до времени, то ли переспала. Время и поступки вели себя странно. Ничего. Больше она спать не собиралась. Можно начинать.

Она зажгла свет, помылась под неприятно холодным душем и надела мундир. Теперь женщина над раковиной смотрелась не такой заезженной и шрамы выглядели почти прилично. Алиана Танака. Алиана Танака.

Она отправила запрос на связь с капитаном Боттоном с «Дерехо». Боттон так долго молчал, что она решила – спит, но оказался полностью одетым и в рубке.

Может, ему просто неохота ей отвечать.

– Полковник, – сказал он вместо «здравствуйте».

– Положение? – четко спросила она.

Он кивнул и, похоже, собрался. Остатком сна мелькнуло впечатление кружащей у него над головой мошкары – такой мелкой и прозрачной, что камера толком не схватывала. Танака решила не замечать.

– Через семьдесят два часа заканчиваем дозаправку, сэр.

Танака помрачнела.

– Я подавала личный запрос. Нас должны снабжать в первую очередь.

– И снабжают, – согласился Боттон. – Основной запас уже загружен. Вода, продовольствие, фильтры, основные медикаменты. Ожидаем только каталитических пластин для утилизатора и пополнения использованных топливных пеллет. Они при развороте быстро выгорают.

Ее почему-то успокоила мысль, что кораблю предстоит разворот. Это доказывало существование объективной реальности: мир простой материи еще что-то значит, не все перешло в зыбкое сознание, куда вторгаются, меняя его, чужие умы.

– Прекрасно. Но держите команду в предстартовой готовности. Чтобы, если я решу стартовать, не дожидаясь полной заправки, не пришлось выволакивать народ из припортовых баров.

Мошкара, кружившая над головой Боттона, проявилась ярче, а губы у него чуть натянулись. Не нравилось Боттону, что она командует. Кому такое понравится? Она сама рассвирепела бы, поменяйся они местами. Раньше он успешнее скрывал недовольство. У нее возникло нездоровое чувство, что она видит каждую приходящую ему в голову мысль.

– Смею спросить, перемирие нас не касается? – сказал Боттон.

«Что-что?» – чуть не вырвалось у Танаки. Рефлекс, выработанный десятилетиями военной службы, включился прежде и не дал проговориться.

– Пока я не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Понятно, сэр. Позвольте говорить откровенно?

– Говорите.

– Команде не повредило бы услышать несколько слов от вас лично. Они все узнают из новостей, а это прямое приглашение к хаосу.

– Я поняла, – кивнула она. – Сделаю, что возможно.

– Есть-есть! – Боттон встал навытяжку.

Она разорвала связь.

Перемирие? Это что-то… что-то ей известное? Что-то выскользнувшее из памяти, пока она спала? Пока она включала новости и добиралась до просочившихся к репортерам переговоров Нагаты и Трехо, в голову пришли самые сверхъестественные объяснения. А хватило бы просто вспомнить. Танака знала о перемирии Лаконии с подпольем, потому что сама доставила мирное предложение. Нагата только что ответила согласием.

Стоя посреди комнаты, она перебирала репортажи, пока не отыскала нередактированное сообщение: «Чем скорее мы установим рабочий протокол, тем скорее сможем заняться возникшей ситуацией». Дочку Дуарте она даже не упомянула. Не было надобности. Девчонка теперь отошла в сторону: наживка для капкана, который Танаке уже не придется ставить. Это не означало, впрочем, что девчонка стала бесполезной, и Танаке досадно было сознавать, что Трехо уступил Нагате, не получив ничего взамен.

Она только задумалась, не стоит ли что-нибудь съесть и послать запрос Трехо, когда пришло сообщение. Выскочило в закрытом списке, с пометкой срочной передачи от самого адмирала. Она открыла его щелчком пальцев. Трехо на стенном экране выглядел сердитым. Взгляд метался, будто по написанным в воздухе строкам. Хоть мошкары над ним не было. Сообщение – это объект, а не разум.

– Окойе нас продала, – сказал Трехо. – Не знаю, сколько они с муженьком наболтали, но исходить надо из того, что мы влипли вконец. Хорошо в этом то, что все выплыло. А плохо – что нам прежде придется заниматься другим вопросом, тоже поганым. Я послал им доклад Очиды – тот, что он посылал вам. Лучших, самых головастых они отправляют к кольцам. Мне бы хотелось, чтобы там были и вы. Задание остается прежним. Добраться до Дуарте и вернуть его. Только обстоятельства несколько изменились. Не знаю, чем он занимается, но это действует. Очида больше не наблюдает ничего подобного Сан-Эстебану. Глюки прекратились.

Мир возвращается к норме.