Падение (ЛП)

Она улыбается, и ее глаза смягчаются с невысказанной благодарностью.

— Ты умная девочка, — говорит она, откидываясь на спинку стула. — И красивая. Другие девушки, с которыми мы говорили, сказали, что ты была любимицей Маркуса. Что он приглашал тебя на частные вечеринки и что ты иногда ходила туда. Это правда?

— Это правда. Хотя… — я не могу сдержать кривой усмешки, которая приподнимает уголок моего рта, — Я бы не сказала, что была его любимицей.

Сенна смотрит на бледнеющие синяки на моей шее и на почти зажившие ссадины на лице. Если она что-то подозревает, то ничего не говорит, и часть меня задается вопросом, волнует ли ее вообще смерть Маркуса. В конце концов, он просто еще один мудак, о котором ей нужно беспокоиться.

— Не могли бы вы рассказать мне, что происходило на этих частных вечеринках?

Я рассказываю им все, что могу, опуская любые детали, которые могут связать меня с ним или его со мной. Полиция может думать, что я в безопасности, но я понятия не имею, насколько далеко зашло влияние Маркуса, и не хочу это выяснять.

Где-то в соседней комнате звонит телефон. Я начинаю подниматься, но что-то в выражении лица Сенны заставляет меня снова сесть.

— Мы почти закончили, — уверяет она меня.

Я приглаживаю руками челку и киваю, когда она достает фотографию из папки.

— Около полуночи в пятницу четырнадцатого — в ночь убийства Маркуса, двое мужчин вошли в боковую дверь клуба, — она постукивает пальцем по фотографии. — Вы узнаете кого-нибудь из них? — повернув фотографию, я смотрю на две темные фигуры, пойманные камерой безопасности. На снимке очень темно, фигуры скрыты в тени.

— Это единственная фотография, которая у нас есть, так что все, что вы скажете, может помочь.

Я ненавижу, как мое сердце сжимается при виде его фигуры. Что даже в тени и темноте, инстинктивно узнаю Джастина. Я качаю головой и пододвигаю к ней фотографию.

— Мне очень жаль.

Сенна не возражает, она просто убирает фотографию и пишет больше заметок.

Детектив-мужчина рядом с ней наклоняется, сцепив руки на столе.

— Вы можете сказать нам, где были, когда убили Маркуса?

— В раздевалке, я услышала выстрел и решила, что безопаснее спрятаться в раздевалке.

— И вы никого не видели и не слышали, пока были там или после?

— Нет. Я пряталась, пока все не стихло.

Вопросы продолжаются ещё некоторое время. Где, когда, почему, кто. Я отвечаю коротко, стараясь делать это как можно правдивее, не обвиняя никого другого.

К счастью, по тому, как Сенна и другой детектив продолжают спрашивать, есть ли у меня какие-либо идеи, кто убил Маркуса, я могу только предположить, что девочки молчали. Я не знаю, то ли потому, что они счастливы, что он мертв, то ли потому, что боятся последствий.

Меня не волнует.

Пока Джастин в безопасности, мне все равно.

— Мама? — моргая ото сна, Коди появляется в дверях спальни.

На мгновение кажется, что Сенна хочет что-то сказать, но рука под столом от старшего детектива, останавливает ее язык.

— Думаю, у нас всё, — тихо говорит она, выражение ее лица смягчается, когда Коди скользит ко мне на колени.

Они оба встают, пакуя фотографии в папки. Сенна пододвигает через стол карточку.

— Если что-нибудь вспомните или у вас возникнут вопросы, пожалуйста, позвоните мне.

Они оба знают, что больше никогда обо мне не услышат. Тем не менее, я кладу визитку в карман и провожаю их.

В ту ночь я лежу в постели, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо за всю свою жизнь, сдерживая рыдания, когда слезы текут в подушку.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, он там.

Форма для выпечки в руке у моей входной двери, пластырь на костяшках пальцев.

На водительском сиденье своей машины, освещенной заходящим солнцем, улыбается мне прямо из-за темных очков.

Лежит надо мной, поглощая меня своими прикосновениями.

Стоит над Маркусом, разрушая мир своим гневом.

Дни становятся легче.

Я рисую улыбку для Коди. Мы играем в игры, раскрашиваем, ходим в гости к Неде и Амону, играем в парке. Мы используем время, как можем, пока я пребываю в подвешенном состоянии, ожидая… ожидая не зная чего.

Но я слишком боюсь идти дальше, слишком боюсь глаз и ушей этого города, чтобы взять Коди куда-нибудь. Я чувствую себя пленницей в собственном доме.

Я должна выбраться отсюда. Из этого города, из штата, из этой чертовой страны, если придется. Но потом я смотрю на свой банковский счет и вспоминаю, почему уход откладывается. Побег требует денег, а их у меня нет. Оказывается, спасение приходит в костюме и очках в три часа дня во вторник.

Раздаются три коротких резких стука в дверь. Коди поднимает голову и смотрит мне в глаза.

Я осторожно ставлю поднос с горячим печеньем на стойку.

— Ничего не трогай, — предупреждаю я, поднимая палец. — Обожжешь пальцы.