Армяне Эрзурума и Эрзинджана были в числе первых, кто подвергся депортации в мае 1915 года. Через два месяца пешего перехода, преодолев 200 км пути, оставшиеся в живых дошли до города Харпут. Американский консул встретился с депортированными в организованном правительством пересыльном лагере. «Среди них было очень мало мужчин, так как большинство из них были убиты по дороге, — сообщал консул Лесли Дэвис. — Судя по всему, банды курдов специально поджидали караваны армян и убивали мужчин… Почти все женщины были до крайности оборванными, грязными, голодными и больными. Это было вовсе неудивительно, учитывая, что они находились в пути почти два месяца, не имея возможности помыться и сменить одежду, ночуя под открытым небом и голодая». Голодные женщины толпой бросались к охранникам, приносившим им еду, но те отгоняли их ударами дубинок «достаточно сильными для того, чтобы убить их». Отчаявшиеся матери просили американского консула забрать их детей в надежде избавить их от дальнейших ужасов. «Продолжение этого марша позволит избавиться от всех этих людей за сравнительно короткое время, — заметил Дэвис. — В целом все это переселение представляется мне хорошо спланированной, невиданных доселе масштабов акцией по уничтожению народа»[284]
.В июне Талаат распространил политику депортации «на всех армян без исключения» во всех восточных вилайетах Анатолии. Города Эрзинджан, Сивас, Кайсери, Адана, Диярбакыр и Алеппо стали перевалочными пунктами для депортированных армян, направлявшихся в Дейр-эз-Зор, Мосул и Урфу. Каждый этап перехода был полон мучений. «Эти дни были наполнены столь неслыханным ужасом, что разум отказывался осознать его в полной мере, — вспоминал Григорис Балакян. — Те из нас, кто до сих пор оставался жив, завидовали тем, кто уже заплатил свою неизбежную дань кровавых страданий и смерти. Мы, выжившие, были живыми мучениками, каждый день по несколько раз умирая и вновь возвращаясь к жизни»[285]
.Григорис Балакян твердо решил выжить, чтобы донести правду о страданиях и уничтожении своего народа до будущих поколений. Арестованный в Стамбуле накануне высадки союзных войск на Галлиполийском полуострове, Балакян вместе со 150 другими видными деятелями стамбульской армянской общины был отправлен в город Чанкыры в Центральной Анатолии, к северо-востоку от Анкары. Когда 21 июня Талаат издал указ о всеобщей депортации армян, Балакян за огромную взятку в размере 1500 золотых монет сумел договориться с местными чиновниками о том, что они оставят небольшую группу армян в Чанкыры. Эти деньги позволили епископу и его товарищам получить семимесячную отсрочку, избежав самых страшных месяцев геноцида. Но в феврале 1916 года их группу все же выслали в Дейр-эз-Зор, и Балакяну и его спутникам пришлось пережить на себе весь ужас нападений вооруженных банд, за которыми сельские жители наблюдали с полным равнодушием.
Идя по дорогам, на которых уже встретили свою смерть тысячи армян, Балакян пытался завязать разговор с сопровождавшими караван офицерами. Жандармы охотно отвечали на все вопросы, будучи уверены в том, что «охраняемые» ими армяне обречены на верную смерть. Одним из самых разговорчивых оказался капитан Шукри, который, по его собственному признанию, руководил убийством 42 000 армян.
— Господин, откуда взялись все эти человеческие кости, лежащие вдоль дороги? — с притворным удивлением спросил Балакян у капитана.
— Это кости армян, которые были убиты в августе и сентябре. Это был приказ из Константинополя. Министр [Талаат-паша] приказал вырыть ямы, чтобы спрятать трупы, но зимние ливни размыли землю, и теперь кости лежат повсюду, — ответил капитан Шукри.
— А кто именно отдавал приказы об убийстве армян? — продолжал расспрашивать Балакян.
— Мы получали их из центрального комитета «Иттихада» и Министерства внутренних дел, — объяснил капитан. — Особенно отличился в этом деле Кемаль, вице-губернатор Йозгата. Кемаль — уроженец Вана. Когда он узнал о том, что во время восстания в Ване армяне убили всю его семью, он из мести вырезал всех армянских мужчин, женщин и детей в своем районе[286]
.Вопросы Балакяна не смущали турецкого капитана. Казалось, он был рад скрасить долгие часы утомительного пути беседой с армянским священником, с невозмутимостью рассказывая о виденных им злодеяниях: о тысячах зарубленных мужчин, о том, как ему пришлось конвоировать 6400 армянских женщин, которых грабили и убивали вместе с детьми. Он называл эти акции «очищением» (по-турецки